Символы дальних дорог

Он приблизился к одному из десантников и погрузил ему в грудь руку, тот от неожиданности отшатнулся. Однако ничего страшного не произошло.

— Голограмма, — сделал вывод Карл Генрихович. — Хотя не совсем, нечто большее, раз вы ощущаете себя этой голограммой. В таком случае мы высылаем на ваши корабли дроидов, возможно, что ваши тела все же сохранились. Если найдем их, то исцелить будет не проблема, наша медицина намного выше земной. Мне, например, сейчас почти двести лет, и молодым я останусь лет до восьмиста, а то и до тысячи.

— Ого! — приподнял брови Иннокентий Петрович. — Внушает уважение. Хорошо, ищите, вдруг найдете.

— Возможен еще один вариант, — продолжил полковник. — Ваши сознания переписали в искины. Их тоже можно отыскать, после чего решим, что делать.

— Искины? — не понял профессор.

— Это аббревиатура от понятия искусственный интеллект, общепринятое название. У нас на корабле почти всем управляет искин древней цивилизации, которому миллионы лет. Полностью разумный и имеющий личность.

— Было бы очень интересно с ним пообщаться!

— Думаю, пообщаетесь еще, — иронично усмехнулся Карл Генрихович, друг его отца в своем репертуаре, любопытен, как кошка. — Мы теперь, пока не обследуем все здесь, не успокоимся. И мы обязательно выясним, кто такие эти самые высшие светлые силы и что им понадобилось от одной из параллелей Земли.

— Будем только рады помочь, — кивнул Иннокентий Петрович. — Я сейчас говорю от имени всех шестерых, коллеги слышали наш разговор, мы тоже очень хотим узнать, кто они такие и ради чего все это затеяли. Состояние кораблей сейчас таково, что сражаться они не способны, оружие и двигатели вы выбили полностью. Мало того, нечто, принуждавшее нас воевать нестерпимой болью, тоже исчезло.

— А откуда, кстати, у вас знания по космонавигации, устройству корабля и тому подобном? — поинтересовался полковник.

— Мы себя не раз об этом спрашивали, — грустно улыбнулся профессор. — Похоже, нам все это просто записали в память каким-то образом. Каким именно — мы понятия не имеем.

— Ясно. А какое время сейчас на вашей Земле?

— Восьмого мая 1905-го года.

От услышанной даты Карлу Генриховичу перехватило дух. Осталось всего шесть дней до величайшего позора русского флота — Цусимской битвы! Такого страшного разгрома Россия еще не знала, именно он определил ее дальнейшую страшную судьбу. Первая русская революция, первая мировая война, октябрьская революция, гражданская война, вторая мировая… Сколько миллионов русских людей полегло! А все почему? Да потому, что самовлюбленный и нерешительный дурак Рожественский отдал инициативу противнику и погубил тем самым флот, а потом еще и смелости самому погибнуть не хватило, позорно сдался. Полковник был шапочно знаком с этим моряком, ставленником господ из-под шпица. В общем, ничем не примечательный господинчик с бородкой, на военного совсем не похожий. Видимо, он таковым по духу и не являлся. Офицер мирного времени, и этим все сказано. Такие пуще смерти боятся попасть на войну, они в экстремальных обстоятельствах теряются и не знают, что делать. Карл Генрихович сам терпеть не мог штабную сволочь. Нет, среди штабных попадались и нормальные офицеры, но в основной массе они были трусливыми ничтожествами. Строили из себя черт-те что, драли носы, но на передовой сразу становилось ясно, кто они такие и чего стоят. Или не стоят.

После недолгого размышления Карл Генрихович принял решение — как оставленный вместо капитана командовать кораблем он на такие решения право имел. Японский флот будет уничтожен! Полностью. Как и порты. Пусть это не его предки, но грех не помочь им, раз имеет такую возможность. Полковник выпрямился во весь свой гренадерский рост и коротко уведомил профессора о том, что собрался сделать. А когда тот попытался возразить, рассказал, что ждет Россию в ближайшие десятилетия. От услышанного Иннокентий Петрович изменился в лице и схватился за сердце, хоть и был голограммой.

— Двадцать восемь миллионов?! — неверяще выдохнул он. — Двадцать восемь миллионов человек полягут в этой страшной войне?! Только в России?!

— Да… — горечью подтвердил Карл Генрихович. — И до нее ненамного меньше. Но при этом Россия первой выйдет в космос, всего через шестнадцать лет после окончания войны. Правда, тогда она называлась Советским Союзом, но это, как по мне, неважно. Советским Союзом она стала не везде. У нас в экипаже есть русские офицеры из реальности, где Российская империя осталась таковой до двадцать третьего столетия. Я надеюсь изменить здесь историю, заменив поражение на победу, пусть и с нашей помощью. Может это не поможет, не знаю, я не социолог. Таковых у нас в экипаже нет, а единственный историк ушел с капитаном.

— Попробуйте… — после недолгого молчания сказал Иннокентий Петрович. — Может, что-то и получится. Хотя, простите, я в это не верю. Империя слишком прогнила.