Сияющие

Она открывает дверь и проводит их в небольшой кабинет, из окна которого открывается вид на аллею за домом. Все место здесь занимают коробки: они тянутся вдоль стен и выстраиваются рядами по полу. Напротив окна висит войлочная доска, где булавками закреплены семейные фотографии, вымпел «Чикаго Буллз» и синяя лента за победу чикагского полицейского управления в чемпионате по боулингу за 1988 год. По краю в ряд тянутся старые лотерейные билеты – череда неудач.

– Ставил на номер значка? – спрашивает Дэн, оглядывая доску. Среди радостных семейных моментов и сувениров мрачным пятном выделяются фотография мертвеца, лежащего в клумбе с раскинутыми руками, словно Христос, полароидная карточка с целым мешком отмычек и статья из «Трибьюн»: «Проститутка найдена мертвой». Про них Дэн не упоминает.

– Еще бы, – отвечает Шармейн и хмурится, оглядывая дешевый стол из «Кей-марта», заваленный всевозможными документами. Среди них стоит полосатая кружка, на дне которой виднеется пушок плесени. – Пойду налью чая, – говорит она и уходит, прихватив с собой кружку.

– Странно тут, – говорит Кирби, оглядывая комнату, заваленную тем, что осталось от детективного прошлого. – Как будто здесь живет его призрак. – Она подбирает стеклянное пресс-папье с голограммой парящего орла и тут же ставит на место. – Ну правда.

– Ты же сказала, что тебе нужен доступ к старым расследованиям. Вот, пожалуйста. Майк часто занимался делами, касающимися убийства женщин, и сохранял все заметки.

– А разве это не считается за улики?

– В улики попадает только то, что важно в расследовании: окровавленный нож, показания свидетелей. Это как в математике: нужно показать ход решения, но пока ты придешь к нему – испишешь немало черновиков. Некоторые допросы ни к чему не приводят, а вещдоки отсеиваются как бесполезные.

– Ты убиваешь всю мою веру в судебную систему, Дэн, а ее и так было немного.

– Майк агитировал за то, что систему надо менять. Что детективы должны учитывать все улики. Он давно говорил, что полиция нуждается в реформировании.

– Харрисон рассказывал о твоем расследовании про пытки.

– Трепло. Да, Майк как раз их и сдал, но потом Шармейн и мальчишкам начали угрожать. Неудивительно, что он отозвал показания. Даже перевелся в Найлз, чтобы не переходить никому дорогу. Но продолжил собирать документы, связанные с убийствами, над которыми он работал. Да и не только. Когда в одном из участков прорвало трубы, он спас много дел, перевез их сюда. Некоторые уже и не разобрать. Видимо, он хотел посидеть над ними на пенсии, раскрыть парочку висяков. Может, написать книгу. А в итоге попал в аварию.

– Думаешь, это случайность?

– В него въехал пьяный водитель. Лоб в лоб, оба погибли на месте. Что поделать, бывает. Но документов после него осталось немало. В архивах «Сан Таймс» таких не найдешь. Вряд ли в них есть что-то полезное. Хотя кто знает. Сама говорила, что будем сужать круг поисков постепенно.

– Пора начинать называть меня Пандорой, – отвечает Кирби, стараясь не поддаваться отчаянию, в которое вгоняют бесконечные башни коробок, до краев набитые чужим горем. Всегда можно попросту сдаться.

Еще чего.

Дэн 2 августа 1992

Чтобы поднять двадцать восемь коробок со старыми делами в квартиру Кирби, расположенную над немецкой булочной, у них уходит десять подходов.

– Не могла найти дом с лифтом? – ворчит Дэн, толкая входную дверь носком ботинка, и сгружает коробку на подобие стола – старую дверь, лежащую на деревянной подставке.

Ее квартира – просто дыра. Паркет блеклый и исцарапанный. Повсюду валяется разбросанная одежда. И это далеко не симпатичные трусики. Вывернутые наизнанку футболки, джинсы, спортивки, одинокий черный сапог с развязанными шнурками, выглядывающий из-под дивана в поисках своей пары. Все это – симптомы холостой жизни человека, которому наплевать. Он надеялся как-нибудь выяснить, не ночевал ли тут на прошлой неделе Фред, этот дегенерат. Может, они вообще начали снова встречаться. Но бардак такой, что отыскать в нем намеки на потенциальную личную жизнь невозможно – что уж говорить о пути к сердцу.

Разномастную мебель Кирби явно клепает сама: собирает выброшенный на помойку хлам и вдыхает в него новую жизнь. И речь даже не о книжных полках, которыми стали ящики из-под бутылок, – такие есть у любого студента. Например, на полу перед диваном – это у Кирби такая гостиная – вместо кофейного столика стоит старая клетка, накрытая круглой стеклянной столешницей.

Стащив куртку, Дэн бросает ее на диван к рыжему свитеру и обрезанным шортам, а сам наклоняется к импровизированному столику и разглядывает диораму из игрушечных динозавров и искусственных цветов.

– А, не обращай внимания, – мнется Кирби. – Мне было нечего делать.

– Очень… интересно.

У кухонной стойки опасно кренится в сторону высокий деревянный стул, расписанный тропическими цветами. Дверь в ванную украшают пластиковые золотые рыбки, а на кухонных шторах весело перемигиваются праздничные гирлянды.

– Уж прости, что нет лифта. Зато дешево. И по утрам хлебом пахнет. А на вчерашние пончики у меня скидка.