Сияющие

Господибожетвоюмать. Кирби озирается по сторонам. Выхода нет, как и того, что могло бы сойти за оружие. Она раздвигает шторы – думает выбраться через пожарную лестницу, но окно не поддается.

Можно попробовать прорваться с боем, выбежать, когда он войдет. Если Кирби успеет спуститься вниз, то сможет врезать ему чайником.

Или спрятаться.

Звон ключей затихает. Кирби поддается своему страху. Она отпихивает в сторону вешалки с рубашками и одинаковыми джинсами и забирается в шкаф, поджимает под себя ноги, устраиваясь на стоящих на дне ботинках. Места мало, но сам массив из ореха. Если он попытается открыть дверь – она пнет ее и заедет ему по лицу.

Так их учили на курсах самозащиты, куда Кирби записалась по настоянию врача-психиатра, посоветовавшего взять ситуацию в свои руки. «Главное – выиграть время. Постарайтесь сбить его с ног и бегите». И каждый раз – «его», словно только мужчины способны творить ужасные вещи. Словно самим женщинам чуждо зло. Им демонстрировали разные методы. Показывали, как тыкать в глаза, бить ребром ладони под нос или в горло, наступать каблуками на подъем стопы, отрывать уши (хрящи легко рвутся) и бросать их им под ноги. По яйцам бить ни в коем случае нельзя – к этому мужчины готовы. Их учили драться, бороться, выворачиваться из захвата. Но к Кирби все относились со страхом, будто боялись, что она разобьется. Слишком реальной для них была ее боль.

Где-то внизу мужчина ругается, ударившись о дверной косяк.

– Co za wkurwiające gówno![6] – кричит он пьяно. Что за язык, польский?

«Это не он», – думает Кирби и не знает, что чувствовать: разочарование или облегчение. Слышно, как мужчина вваливается в дом, идет в сторону кухни – в стакане клацает лед. Потом выходит в гостиную, врезается в мебель. Через минуту начинает играть мелодия – зернистая, нежная.

Входная дверь вновь открывается, но в этот раз тише. Поляк, пусть и пьяный, все равно слышит.

В шкафу пахнет нафталином и совсем чуть-чуть его потом. Кирби начинает тошнить. Она сколупывает ногтем лак на задней стороне двери. Все нервные привычки вмиг возвращаются. Какое-то время, после всего, что случилось, она ковыряла кожу вокруг ногтей, пока та не начинала кровить. Но он и так пустил ей немало крови. На всю жизнь хватит. А для двери не жалко, особенно если она убережет Кирби от необдуманных поступков, потому что ей уже хочется выскочить наружу – темнота сдавливает, как вода в самой глуби бассейна.

– Hej! – кричит поляк вошедшему человеку. – Coś ty za jeden?[7]

Топая, он выбирается в коридор. Кирби слышит их голоса; они взвиваются и опадают, но слов не разобрать. Лесть. Резкие ответы. Это его голос? Ничего непонятно. Слышится звонкий шлепок, как будто в голову коровы вогнали скобу из строительного пистолета. Потом визг, высокий и ломкий. Снова удар забойщика со скотобойни. И снова. И снова. Кирби не выдерживает – из горла рвется низкий скулеж, и она спешно зажимает рот руками.

Неожиданно визг стихает. Она вслушивается в тишину, кусая ладонь, лишь бы не закричать. Что-то глухо стучит. Раздается звук однобокой борьбы, хриплые вздохи и ругань. А потом лестница скрипит под чужими шагами, и на каждой ступеньке цоканье костыля отбивает по дереву четкий ритм.

Харпер 22 ноября 1931

Дверь распахивается в прошлое.

Харпер проходит внутрь – ножа у него больше нет, только теннисный мячик, – и с размаху влетает в крупного мужчину, стоящего в коридоре. Он пьян, а в руках держит замороженную индейку, схватив ее за пупырчатую розовую ногу. Когда Харпер видел его в прошлый раз, мужчина был мертв.

Тот бросается на него, орет, размахивает тушкой, словно дубинкой.

– Hej! Coś ty za jeden? Co ty tu kurwa robisz? Myślisz, że możesz tak sobie wejść do mojego domu?[8]

– День добрый, – дружелюбно приветствует Харпер, потому что знает исход этой встречи. – Был бы я любителем ставок, рискнул бы предположить, что вас зовут мистер Бартек.

Его пыл быстро остывает, и мужчина переходит на английский:

– Вас послал мистер Луи? Я же все ему объяснил. Я не мухлюю, друг мой! Я инженер. Удача, как и все остальное, подчиняется своим законам. Ее можно просчитать. Даже когда речь про фаро и скачки.

– Я вам верю.

– Могу вам помочь, если хотите. Со ставками. Метод проверенный, друг мой. Победа гарантирована. – Он с надеждой смотрит на Харпера. – Вы пьете? Давайте налью! У меня есть виски. Даже шампанское! И я как раз собирался заняться индейкой, на двоих ее хватит. Давайте сотрудничать. Зачем опускаться до насилия, согласитесь?

– Увы, не соглашусь. Снимите пиджак, будьте любезны.

Мужчина медлит. Он замечает, что на Харпере тот же самый пиджак – точнее, его будущая версия. Его бравада сдувается, сморщивается, как коровий желудок, когда вгоняешь в него нож.

– Вас ведь не Луи Коуэн прислал, да?

– Нет. – Имя гангстера ему знакомо, пусть он и не имел с ним дел. – Но я вам крайне признателен. За все это.