Сияющие

Он заносит нож над ее горлом. Не замечает, что Токио освободился из пут, пока тот не набрасывается на него сверху, смыкая челюсти на руке через ткань пиджака. Нож рвано скользит по глотке Кирби, но лишь задевает артерию и падает на землю.

Яростно взвыв, мужчина пытается скинуть пса, но Токио не отпускает, не позволяет подняться, и ему остается лишь слепо шарить здоровой рукой по земле. Кирби пытается закрыть нож собой, но не успевает: тело не слушается. Он выдергивает из-под нее клинок, и Токио вдруг издает долгий судорожный вздох – а потом мужчина стряхивает его с себя и пытается выдернуть нож, который торчит у ее пса в шее.

И Кирби сдается. Закрывает глаза, надеясь притвориться мертвой, но по щекам текут слезы.

Мужчина ползет к ней, прижимая к груди искалеченную руку.

– Ты меня не обманешь, – говорит он. На проверку тыкает пальцем в рану на шее. Она заходится криком, истекая кровью. – Ладно, тебе и так недолго осталось.

Он выдергивает теннисный мяч изо рта, сжимает его в ладони. Кирби кусает его изо всех сил, впиваясь в большой палец зубами. Рот вновь наполняется кровью, но в этот раз не своей. За это он бьет ее по лицу, и на мгновение Кирби теряет сознание.

Тело сводит судорогой, когда она приходит в себя. Боль впечатывает ее в землю, как наковальня койота из мультика. Из глаз текут слезы. Сраный урод, хромая, уходит, легко опираясь на свой костыль. Потом останавливается, не оборачиваясь, и лезет рукой в карман.

– Чуть не забыл, – говорит он. Бросает ей зажигалку. Она падает в траву где-то у ее головы.

Кирби лежит и ждет смерти. Ждет, пока пройдет боль. Но ничего не происходит, а потом она слышит, как хрипит Токио, будто сам до сих пор не умер, и ее охватывает ярость. Да пошло оно все.

Она упирается в землю ногой и осторожно шевелит руками, пробуждая нервы, которые заполняют сознание статикой. Проволока поддается. Путы – временная мера, не постоянная. Мужчина не пытался поймать ее, просто сдержать ненадолго. Пальцы не слушаются, но скользкая кровь помогает. «Этакий WD-40, настоящая смазка», – думает Кирби и горько смеется, удивляя сама себя.

Да пошло оно все!

С трудом высвободив руку, она пытается сесть и тут же теряет сознание. Чтобы встать на колени, уходит четыре минуты. Она знает это, потому что считает секунды. Только это помогает не отключиться. Пытаясь остановить кровь, она обматывает живот курткой. Повязать ее не получается – руки слишком дрожат, мелкая моторика нарушена. Она кое-как заправляет рукава в джинсы.

Токио поднимает на нее взгляд, когда Кирби присаживается рядом, пытается повилять хвостом. Она поднимает его на руки, прижимает к груди. И чуть не роняет.

Потом, пошатываясь и спотыкаясь, плетется по тропинке в сторону, где шумят волны. Хвост Токио слабо бьет ее по бедру.

– Не бойся, малыш, осталось немного, – произносит она. Голос жутко булькает в горле. Кровь хлещет из раны, стекает на ворот футболки.

Гравитация давит на плечи. Становится просто невыносимой. Не пес тянет ее к земле, не кровь, пропитавшая его шкуру. Вес всего мира. Она чувствует, как что-то скользкое и горячее вываливается из живота. Думать об этом страшно.

– Осталось чуть-чуть. Совсем немного.

Деревья расступаются. Кирби выходит на дорогу, ведущую к пирсу. Видит знакомого рыбака.

– Помогите, – хрипит она, но он не слышит. – ПОМОГИТЕ!

От ее крика рыбак оборачивается, смотрит с открытым ртом, машинально нажимая на ручку огнетушителя, и грузило скачет по бетону среди тушек рыбы.

– Какого черта? – Он бросает удочку и выхватывает из тележки деревянную биту. Подбегает к Кирби, занося оружие над головой. – Кто это сделал? Где он? Помогите! Кто-нибудь! Вызовите «Скорую»! Полицию!

Кирби зарывается носом в шерсть Токио. Осознает, что он не машет хвостом. И не махал вовсе.

Все подчиняется физике. Хвост раскачивался при ходьбе. На любое действие найдется противодействие.

Из его шеи все еще торчит нож. Он так глубоко застрял в позвоночнике, что в будущем ветеринару придется вырезать его хирургически, из-за чего судмедэксперты не смогут снять отпечатки. Но только поэтому мужчина не смог его вытащить и закончить начатое.

«Пожалуйста, нет», – хочет сказать она, но слишком сильно рыдает.

Дэн 24 июля 1992

В зале «Дримерз» душно до жути. А еще громко. Концерт еще даже не начался, а Дэн уже успел возненавидеть всю группу. Вот что это за название – «Нэйкед Рэйган»? «Голый бластер», мать вашу. И когда нарочитая неряшливость вошла в моду? У сцены безумно долго расхаживают небритые мужики с замызганными бородами и в черных футболках, а потом выходит сама группа. Что забавно, одеты они аккуратнее, но подключают и настраивают свои гитары все так же неспешно.

Ботинки липнут к полу. Еще бы – он залит пивом, и повсюду валяются окурки. Но здесь лучше, чем на балконе второго этажа, где пол выложен настоящими надгробиями, а стены в туалете обклеены плакатами и листовками. Среди них есть совсем странные, вроде фотографии женщины в противогазе и на каблуках. По сравнению с ней ребята на сцене выглядят очень даже нормальными.