Сияющие

– Я лучше сама ее убью. Потаскушка. – Она потирает замерзшие ладони, дует на пальцы. Потом берет его за руку. Харпер вздрагивает, но она просто держится за него, взбираясь на ограду фонтана.

– Иди сюда, – зовет она. Помедлив, он забирается следом. Она пробирается сквозь снег, поскальзываясь на льду, останавливается у морского конька, медь которого давно покрылась зеленью, и манерно откидывается на него. – Не хочешь прокатиться? – спрашивает она кокетливо, и Харпер понимает, что она не уступает подруге в коварстве. Но она его интригует. Ее жадность вызывает в нем восхищение. Эгоистичная женщина, погрязшая в корысти, которая ставит себя выше всех в этом несчастном мире, заслуживает она того или нет.

Неожиданно для себя он целует ее. Быстрый язычок Этты ловко пробирается в его рот – теплая юркая ящерка. Он прижимает ее к скульптуре, ладонью залезая под юбку.

– Ко мне нельзя, – говорит она, отстранившись. – Не пустят. И там Молли.

– А здесь? – спрашивает он, пытаясь развернуть ее и попутно расстегивая штаны.

– Нет! Холодно. Давай лучше к тебе.

Эрекция мигом спадает, и он резко отходит.

– Не получится.

– Почему? – обиженно кричит она ему вслед, когда он спрыгивает с ограды фонтана и идет, прихрамывая, в сторону Мичиган-авеню. – Что я такого сделала? Эй! Только попробуй уйти! Я тебе не дешевая шлюха! Да пошел ты, придурок!

Он не отвечает, даже когда она швыряет туфлю ему вслед. Все равно не добрасывает. Теперь ей придется прыгать по снегу, чтобы забрать ее. Его радует ее унижение.

– Пошел ты! – снова кричит она.

Кирби 23 марта 1989

Облака несутся над озером, как пушистые лодки в сером утреннем свете. Еще и семи нет. Кирби ни за что бы не проснулась так рано, если б не чертов пес.

Она даже не успевает заглушить мотор машины, а Токио уже лезет на переднее сиденье повидавшего виды «датсана», попутно наступая своей громадной неуклюжей лапой на руку, которую она держит на ручнике.

– Ай, бегемотище! – Кирби спихивает Токио на кресло, а в качестве благодарности тот пукает ей в лицо. Совести у него хватает, чтобы на пару секунд состроить виноватую мину, а потом он принимается скрести дверь и скулить, стуча хвостом по коврику из овечьей шерсти, скрывающему обшарпанную обивку.

Кирби с трудом дотягивается до ручки. Токио открывает дверь головой и выпрыгивает из машины. Оббегает ее и прыгает на дверь со стороны Кирби, а потом смотрит, вывалив язык и шумно пыхтя, как та пытается выйти.

– Вот же ты лоботряс, ты в курсе? – натужно ворчит Кирби, толкая дверь. Токио восторженно гавкает, подбегает к краю парковки и мчится назад, поторапливая – вдруг пляж внезапно сбежит и оставит его одного?

А ведь сама Кирби именно так и поступит.

Расставаться с ним грустно, но она давно копит деньги, чтобы съехать от матери, а в общежитии держать животных категорически запрещено. Она увещевает себя, что далеко не уедет – всего за несколько остановок метро. По выходным можно будет брать его на прогулки, а в будни за ним приглядит соседский мальчишка, который согласился гулять с ним за доллар в день. Но все равно – это пять долларов в неделю, в месяц – двадцатка. Можно купить кучу лапши быстрого приготовления.

Кирби идет за Токио к берегу, пробираясь через шелестящие заросли травы. Надо было припарковаться поближе, но она привыкла приезжать сюда в обед в выходные, когда свободное место не сыскать и с огнем. Без людей пляж преображается до неузнаваемости. Даже кажется немного зловещим: в воздухе висит водяная пыль, в траве гуляет холодный ветер. В такую погоду даже на пробежку выходят только откровенные упрямцы.

Она достает из кармана грязный теннисный мячик. Он пожеванный и плешивый, а по поверхности бегут трещины. Кирби запускает его высокой дугой, целясь в небоскреб Сирс-тауэр, будто могла бы его опрокинуть.

Токио только этого и ждал: следил за ней, навострив уши и сосредоточенно захлопнув пасть. Он разворачивается, бросается за мячом и, с математической точностью просчитав траекторию, успевает схватить его до того, как он рухнет на землю.

И тут же заводит привычную игру, которая сводит Кирби с ума: бежит к ней, будто хочет вернуть мячик, но в последний момент с восторженным ворчанием виляет в сторону.

– Пес! Последнее предупреждение.

Токио припадает к земле, задрав задницу, и активно машет хвостом.

– Ур-р-р! – рычит он.

– Дай мяч, а не то… я с тебя шкуру спущу.

Она делает выпад, но он отпрыгивает на расстояние вытянутой руки и снова встает в прежнюю стойку. Его хвост мечется, как пропеллер вертолета.

– Последний писк моды, кстати, – добавляет она, пускаясь прогуливаться по пляжу, заткнув пальцы в карманы штанов: само спокойствие, и вовсе ее не интересуют никакие собаки. – Коврики из полярных медведей и тигров давно устарели. А вот из непослушной собаки… Мм, высший класс.

Она бросается на него, но он следил за ней, так что успевает вывернуться. Мяч заглушает радостное тявканье, и он бросается бежать прочь. Кирби падает коленом в мокрый песок, а Токио запрыгивает в ледяную воду и обнажает зубы в подобии широкой улыбки.