Сияющие

Все потому, что она высмеяла его в первую неделю работы, когда они всем отделом отправились в бар, а он перебрал и пошел за ней в дамскую комнату. Попытался поцеловать ее своими сухими тонкими губами, вжимая в раковину с золотистыми кранами, выложенную черной плиткой. Задрал ей юбку, а сам полез расстегивать штаны, и зеркала в золоченых витиеватых рамах отразили его бестолковые суетливые копошения. Она попыталась его оттолкнуть, но он не поддался, и тогда она нащупала сумочку, которую поставила у раковины, потому что хотела поправить макияж. Схватила черную с серебром декоративную зажигалку – подарок, который купила себе в день, когда ее приняли в институт.

Стюарт, заорав, отшатнулся, прижимая к губам волдырь, быстро выскочивший на костистом запястье. Вилли никому ничего не сказала. Она любила болтать, но понимала, что иногда стоит заткнуться. Видимо, кто-то заметил, как он выходит из уборной, горя унижением, потому что в коллективе пошли слухи. После этого он люто ее возненавидел.

На обед она не идет, чтобы не столкнуться с ним в коридоре, хотя желудок урчит словно тигр. Но когда Мартин забирает Стюарта на совещание – хватает сумочку и спешно идет к дверям.

– Обед кончился, – говорит Джордж, демонстративно проверяя время.

– Я быстро. Ты даже не заметишь, как я выходила.

– Прямо как Флэш? – говорит он. Вот оно. Почти что признание.

– А то, – отвечает она, хотя даже не читала эти дурацкие комиксы. Нахально ему подмигнув, она выходит из кабинета, виляя бедрами, и направляется к лифту с золотыми дверями, цокая каблуками по блестящей мозаике, похожей на рыбью чешую.

– Все в порядке, мисс Роуз? – спрашивает швейцар, сидящий за стойкой администратора. Лысина у него такая же отполированная и блестящая, как люстры над готовой.

– Просто чудесно, Лоуренс, – отвечает она. – А у вас как дела?

– Да что-то простудился, мэм. Надо бы в аптеку сходить. А вы какая-то бледная. Надеюсь, не заболели. А то грипп – неприятная штука.

Она выходит из здания и прислоняется к колонне арки у главного входа, ощущая спиной вырезанных в камне рыб и драконов. Сердце колотится так, словно вот-вот выскочит из груди.

Хочется просто вернуться домой и свернуться калачиком в незаправленной постели. (Со среды из простыней еще не выветрился запах Сашиного тела.) Кошки пришли бы в восторг, что она так рано вернулась с работы. А в холодильнике до сих пор ждет полбутылки мерло. Но что подумают о ней остальные, если она уйдет среди бела дня? Что подумает Джордж?

«Господи, да возьми ты себя в руки», – велит себе она. Все вокруг и так уже смотрят – а некоторые желают помочь, что еще хуже. Вилли отталкивается от колонны, сбегая от бабульки с морщинистой шеей, которая приближается с явным намерением узнать, все ли в порядке. У ее прогулки есть конечная цель: бар в паре улиц отсюда, куда коллеги обычно не забредают.

Он расположен в полуподвале, и из окон видны только ботинки прохожих. Бармен удивляется ее появлению. Он только готовится к открытию: снимает с обшарпанных столов такие же обшарпанные стулья.

– Мы закрыты…

– Виски с лимоном. Без льда.

– Простите, но…

Она кладет на барную стойку двадцать долларов. Бармен, пожав плечами, достает с полки над баром бутылку и с чрезмерным старанием принимается за коктейль.

– Вы откуда? Местная? – спрашивает он с неохотой.

Она стучит купюрой по стойке.

– Оттуда, где много таких бумажек. Только заткнись и дай мне мой виски.

За баром висит узкое зеркало, в котором видны проходящие мимо ноги. Черные ботинки с декоративными дырочками и шнурками. Бежевые туфли на ремешке. Девочка в носочках и шнурованных башмачках. Мужчина, опирающийся на костыль. Он ей кого-то напоминает, но когда она поворачивается, чтобы его рассмотреть, мужчина успевает скрыться из вида. Ну и что? Зато ее виски готов.

Вилли опрокидывает его, а потом требует повторить. К концу третьего стакана она готова возвращаться обратно, поэтому пододвигает двадцатку бармену.

– Эй, а вторая?

– Даже не надейся, приятель, – отвечает она и возвращается на работу, покачиваясь на приятных волнах опьянения. Но когда подходит к зданию, от головокружения начинает подташнивать. Оно обрушивается на нее как внезапно начавшийся шторм. С каждым шагом голова болит все сильнее, и Вилли из последних сил натягивает жизнерадостную улыбку, когда открывает дверь в кабинет.

Боги, как она могла так ошибаться? Перепутала друзей с врагами. Стюарт смотрит на нее с беспокойством, а не презрением. Может, понимает, что в тот вечер зря не сдержался. Неожиданно она вспоминает: он ведь потом ни разу ей не грубил. Мартин злится, что ее не оказалось на месте, когда было нужно. А Джордж… Джордж ухмыляется и приподнимает брови. «И где же ты так долго была? – спрашивает он всем видом. – Не забывай: я наблюдаю».

Чертежи на кальке расплываются перед глазами. Она гневно чиркает тушью стены кухни. Все равно они кривые и нужно их переделать.

– Ты в порядке? – спрашивает Джордж, фамильярно укладывая руку ей на плечо. – Выглядишь как-то не очень. Может, пойдешь домой?

– Спасибо, у меня все чудесно.