Сияющие

– Чудесно, – воодушевленно произносит Дэн. – Давай-ка на этой печальной ноте мы переключимся на матч?

Бар забит народом, и все болельщики одеты в цвета своих команд.

– Как враждующие банды, – шепчет Кирби во время гимна. – Калеки с Кровавыми[3].

– Тш-ш, – шипит Дэн.

Как выясняется позже, ему нравится объяснять ей игру – не только основные правила, но и нюансы.

– Спасибо. Мой личный комментатор, – саркастически хмыкает она.

Бар подскакивает на ноги в едином порыве; кто от восторга, кто от разочарования. Рядом проливается пиво, чуть не залив Кирби ботинки.

– А вот это называется «хоум-ран». – Дэн толкает ее плечом, указывая на экран. – Не «гол».

Она пихает его кулаком, шутливо, но сильно, костяшками, и он отвечает под стать, не задумываясь: бьет с точно такой же силой. Он умеет давать сдачи – сестра научила. В свое время они немало дрались. И щипались. И катались по полу, дергая друг друга за волосы. Это насилие, подстегнутое любовью. Когда одними объятиями чувства не выразишь. Семейная визитная карточка.

– Ай, сволочь! – Она смотрит на него большими глазами. – Больно же.

– Блин, Кирби, прости. – Он паникует. – Я не хотел. Не подумал. Ну охренеть, Веласкес, вот это ты молодец: ударил девчонку, которая пережила самое страшное нападение за последние годы. Что дальше? Бить бабулек, пинать щенков?

– О, да ладно. Я не такая слабачка. – Она фыркает, но не сводит взгляда с экрана над баром – там в третий раз за игру крутят рекламу молока. Он понимает: ее расстроила не шутливая драка, а его реакция.

Ну, тут все легко. Он стучит костяшками пальцев по ее колену.

– Ну да. Ты у нас крепкий орешек.

Она косится на него, озорно улыбаясь.

– Еще какой. Все зубы переломать можно.

– Ого. Да ты, погляжу, не умеешь шутить, – широко ухмыляется он и практически подставляется под удар.

– Зато бить умею в отличие от тебя, – парирует Кирби.

– «Вполне себе ничего»? – качает головой он.

Вилли 15 октября 1954

В 1942 году под заброшенным стадионом Чикагского университета прошел первый в мире успешный запуск ядерного реактора. Чудо науки! Но очень быстро оно превратилось в чудо пропаганды.

Воображение порождает страх. И страх в этом не виноват. Просто таково его происхождение. Плодятся ночные кошмары. Союзники становятся врагами. Повсюду появляются диверсанты. Паранойя оправдывает все притеснения, и право на тайну частной жизни становится роскошью, ведь у красных есть атомная бомба.

Вилли Роуз ошибочно думает, что только в Голливуде перегибают палку. Уолт Дисней требует у альянса кинематографистов сохранения американских идеалов, иначе коммунисты превратят Микки Мауса в марксистскую крысу! Что за бред.

Разумеется, она слышала про разрушенные карьеры людей, которых внесли в черные списки, потому что они отказались присягать в верности Соединенным Штатам Америки и их идеалам. Но она ведь не Артур Миллер. И не Этель Розенберг[4], раз уж на то пошло.

Поэтому, явившись в среду на работу в «Крейк энд Мендельсон», расположенный на третьем этаже Фишер-билдинг, она совершенно не готова к двум комиксам, оставленным на ее рабочем столе, словно в чем-то ее упрекая.

«Американский боец. Шутки кончились – с этими двумя не до смеха! ИВАН ЯД и ЖЕСТКИЙ ТРОЦКИЙ». Супергерой в цветах американского флага и его юный напарник готовятся вступить в бой с двумя уродливыми розовыми мутантами, лезущими из тоннеля. На обложке второго комикса симпатичный секретный агент вырывает из рук женщины в красном платье пистолет, а на ковре рядом с ними истекает кровью бородатый советский солдат. Над камином висит пейзаж: заснеженная деревня под алым росчерком неба, а в окнах виднеются купола минаретов. «Секретные миссии адмирала Захария. Опасности! Интриги! Тайны! Драки!» Женщина напоминает саму Вилли: у нее точно такие же черные волосы. Намек очевиден. Очень смешно. Только она не смеется.

Присев в офисное кресло, которое опасно покачивается на неустойчивых колесиках, она внимательно пролистывает комикс. Потом поворачивается и свистит великану с редеющими волосами, в голубой рубашке с белым воротником, который смотрит на нее, устроившись рядом с кулером. Высоченный, а ума ноль. Тот еще козлина. Как-то сказал, что ее, женщину, взяли на должность архитектора, чтобы она попутно отвечала на телефонные звонки. За восемь месяцев работы Вилли отвечала на телефонные звонки ровно ноль раз.

– Знаешь, Стьюи, твои смешные комиксы совсем не смешные. – Она театральным жестом бросает их в мусорную корзину, придерживая обеими руками, словно они весят тонну. Висящее в офисе напряжение, которого она даже не замечала, испаряется: коллеги смеются. Типичная Вилли. Джордж делает вид, что бьет Стюарта в челюсть. Нокаут. Придурок поднимает руки, как бы сдаваясь, и все возвращаются к работе.

Возможно, у нее разыгралось воображение, но в вещах на столе явно копались. Чертежная ручка в 0,25 миллиметра лежит справа от рейсшины и логарифмической линейки, хотя она оставляет ее с другой стороны, потому что левша.