Сфумато

Скоро Маша начала разбираться. Когда длинно звонил городской телефон, отвечавший был резок и повелевал. Требовал данных и что-то записывал. Мог долго слушать телефонные звонки.

Когда короткими звонками взрывался телефон внутренней связи, трубку поднимали сразу, говорили или со смешками и на «ты», или резкими и короткими фразами, начинающимися лающим «так точно!».

Маша сидела долго. Её сводили в туалет.

— Курить не хочешь? — спросил её сопровождающий.

Она поняла, что в вопросе нет издевки, полицейский действительно сочувствовал.

— Я не курю, спасибо, — ответила она.

Полицейский посмотрел на неё странно, Маша поняла, что так ему отвечали редко.

Потом привели пьяную компанию, что дебоширила где-то на улице и продолжала кричать и в коридоре участка — двое мужчин и три женщины. Женщин «закрыли» к ней, а мужчин куда-то увели. От женщин пахло самогоном. Одна посмотрела на Машу и спросила:

— А ты чё, тоже набухалась, малолетка?

Маша хотела ответить, но тут к камере подошёл тот полицейский, что водил её в туалет. Женщина отвлеклась и стала просить у него сигарету, но он не дал, открыл дверь и увёл всех.

— Оформляться пошли, алкашки, — сказал он.

Маша снова осталась одна. Ночь, казалось, застыла.

О Степане она не думала, хотя пыталась: вспоминала глухой треск от её удара, как Степан осел и свалился мешком. Жив или нет? Но эти мысли убегали.

Стас. Что с ним? Вот что было важно, и только это. Бьют? Как он терпит?

Где-то на краю подсознания появилось ощущение, что в маленькой вселенной дежурной части что-то произошло. Звонил телефон, тот, внутренний, с надрывом и требовательно, но трубку его никто не брал. Не стало слышно голосов и смешков. Даже крики пьяной компании, которую «оформляли», стихли.

К Машиной камере подбежал полицейский.

— Выходим, выходим, — быстро заговорил он, и Маша поняла, что это и есть обладатель грозного голоса.

Звучал он сейчас приглушённо, совсем не грозно и не резко, а так, что у него хотелось спросить, что случилось.

Полицейский повел её куда-то по коридору, потом по лестнице, потом снова по коридору мимо дверей кабинетов и наконец завёл в один из них. Слегка подтолкнул сзади, но несильно, просто указал направление. Потом спросил у мужчины, который стоял спиной у окна, может ли он идти, услышал краткое «да» и исчез.

Мужчина был непрост, это Маша увидела со спины. Он был здесь хозяином, хотя это был не его кабинет и он вообще не был полицейским.

Маша стояла у двери. Страшно не было.

Мужчина повернулся к ней и показал на обшарпанный стул.

— Садитесь, Мария, — предложил он ей.

Она села. Он сел напротив, в паре метров, на такой же стул, и с мягкой улыбкой стал смотреть Маше в глаза.

— Сергей Петрович, — сказал он через несколько секунд и протянул Маше руку.

— Мария, — ответила она.

Кисть Сергея Петровича оказалась сильной, но он не сжимал её, просто подержал в ней секунду Машину руку и отпустил.

— Скажите, вы любите его? — неожиданно спросил он у Маши.

— Да, — ответила Маша.

Паузы между вопросом и ответом не было, и Сергей Петрович это явно оценил, одобрительно улыбнувшись.

— Думаю, мы сейчас с вами поговорим и вы пойдёте домой, — сказал он.

Глава 8 Брат и сестра

И всё же надо идти к Пуховцеву. Он наверняка не спит. С этими мыслями Виктория Марковна проснулась после недолгого, но на удивление глубокого сна. Солнце поднималось и начинало пригревать. Усталой она себя не чувствовала. Тревога отступила, её место заняла задача, которая наконец стала ясной и простой. Сходить к трактористу, поговорить, убедить, что драка произошла из-за его сына. Обещать помочь с лечением. Задобрить. Успокоить. В конце концов, мало ли, что бывает по молодости.

Уже выйдя из дома, Виктория Марковна подумала, что стоило бы взять с собой бутылку водки. Трактористу могло понравиться. Она даже остановилась, но решила не возвращаться. Не за бутылкой же говорить, когда сын лежит в коме.

Виктория Марковна пошла в сторону колхозной конторы, когда её внезапно осенило: она не знает, где живёт тракторист. Всё, что было связано с колхозом, тракторами и комбайнами, было для неё там, где стояла контора. Там она бывала пару раз по домашним нуждам — выписать муки и овощей в счёт пенсионного довольствия. За конторой шумели гаражи, там всегда что-то ремонтировали или заводили, там стояла странного вида техника — какая-то ездит сама, а какую-то надо цеплять к той, что ездит, — этого понимания Виктории Марковне всегда было достаточно.

Но тракторист Василий Пуховцев где-то жил, у него же семья — жена и дети, а ещё свой огород.

Семён, Иван, Давид – все хотели сегодня зайти к Пуховцеву. Нелюбимый сельским людом агроном, скрывающий свою гомосексуальность, бывший мент, сосланный журналист и вот теперь она — едва избежавшая смерти в кластере «ЗФИ» диссидентка, помилованная неведомым стечением обстоятельств. Кто раньше придёт к народу? Нужен ли кто-то из них ему? С кем он захочет говорить? Не идёт ли он сам уже сюда с друзьями, выпившим для ясности ума по стакану первача на харю?