Сфумато

Иван Павлович неожиданно для себя задумался. Замысел его был прост — попросить Тарасевича надавить на Семёна, агронома, чтобы тот не настраивал излишне Пуховцева против Станислава и Виктории Марковны. Ну и главное, чтобы тот попробовал «пробить» по своим каналам, как можно помочь Стасу с Машей. Дело было вполне «заминаемое», если правильно подойти, Иван Павлович был уверен в этом. Драка, самооборона. Не такое «топили». Но Семён мог помешать своим настроем, и этот фактор надо было устранить.

— Ну, говори, чего ты, — поторопил Тарасевич.

И Иван Павлович рассказал о событиях ночи.

Пока он рассказывал, Тарасевич сидел молча, курил и иногда кивал головой. Лицо его не меняло выражения.

Рассказав, Иван Павлович замер в ожидании.

Но ждать пришлось недолго. И уговаривать тоже.

— Хорошо, — просто сказал Тарасевич. — Эти два нетрадиционных тебе не помешают. Насчет ментов подумаю. Есть просьба. Показания по вчерашнему скрытому дать. Он уже всё равно в сознанке. Сам понимаешь, сознанки хватит, но лучше с показаниями.

— Ну если в сознанке и терпила жалуется, то помогу, конечно, — ответил Иван Павлович.

Ситуация обычная, на судьбу «персонажа» он уже повлиять не мог, показания его были формальным, не изжитым ещё ритуалом, а за просьбу нужно было оказать услугу.

Удивлённый быстрым ответом Тарасевича он даже не обратил внимания на то, что тот назвал Пуховцева и Семёна – «два нетрадиционных».

Эти слова застучали в его мозгу, только когда Тарасевич завёл его в соседний кабинет, где на полу, с кляпом во рту, спущенными штанами и связанными за спиной руками, лежал на боку передовой тракторист, представитель трудового крестьянства Василий Пуховцев. Иван Павлович не стал спрашивать, почему спущены штаны. Спустили штаны, показали бутылку или дубинку резиновую – ничего не меняется у ментов. Предложили подписать всё, иначе «опустят». Неважно, что это всё равно произойдёт потом, если на этап пойдёт по этой статье. Потом — не так страшно, намного страшнее сейчас. Надежда избежать мучения — лучший проводник в ад.

— Получается, пока я спал...

— Да, — перебил его Тарасевич, любуясь реакциями своего агента, — не каждый раз такого волка, как ты, удивить получается. Но старый ты стал. Опередили тебя. Пока ты спал, к нам пришёл с собственноручным заявлением сам колхозный агроном. Из кровати меня поднял. В хорошем смысле. Пишет нам Семён Ефимович, что неоднократно в нерабочее и однажды в рабочее время был отловлен в укрытых местах трактористом Пуховцевым, который, угрожая ему и используя физическое превосходство, принуждал к вступлению в содомическую связь.

— Так Семён же и сам того...

— Чего? — наслаждался Тарасевич. — Он представитель сельской интеллигенции, плоть от плоти трудового народа, мы должны защитить его и от облыжных, прямо скажем, клеветнических сплетен, и от насилия со стороны скрытых содомитов. Семён Ефимович будет включён в государственную программу помощи пострадавшим от содомического насилия. Ты что-то против имеешь?

Вопрос был задан серьёзно.

— Никак нет, — автоматически ответил Иван Павлович.

— Ну тогда пошли, допрос напишешь.

Иван Павлович ещё раз взглянул на лежавшего на полу тракториста. Тот таращил глаза и силился что-то сказать.

— Идите, идите, — поторопил молодой опер.

В кабинете Тарасевича Иван Павлович привычно взял протокол допроса, уточнил обстоятельства, получил инструкции, что именно стало ему известно со слов знакомого агронома, и приступил к написанию.

Тарасевич снова закурил.

— Сейчас потеребим ментов, хорошее у меня сегодня настроение, пиши пока, — сказал он Ивану Павловичу и позвонил начальнику полиции.

После обмена дежурными приветствиями, вопросами «Как обстановка?», «Как вообще сам?» и непременного «Ну надо увидеться, посидеть хоть спокойно», Тарасевич спросил:

— У тебя там сегодня ночью двух доставили молодых, чего там вообще?

В этом вопросе было всё, без слов понимаемое ментами и вообще людьми системы.

Ответили ему так же кратко.

— Принял, – ответил Тарасевич и положил трубку.

Потом затушил окурок.

Доставая из пачки новую сигарету, проговорил:

— Не смогу тебе помочь, Палыч. И ты не лезь. Никто не сможет помочь. Дело передали в Управление президентской безопасности. Особое распоряжение.

Глава 10 Школа

Семён Ефимович шёл домой медленно. Необратимость происшедшего оказалась волной, которая снесла его, как в детстве, в ненастный октябрьский день на Чёрном море, куда его привезли родители. Снесла и унесла к себе, где живут такие же волны и глупые человеки, решившие, что могут ими управлять.

Тарасевич ночью откликнулся быстро, поднял трубку телефона и скомандовал явиться.

— Очень нужная палка. — Это он сказал второму оперу, не скрывая улыбки, когда Семён Ефимович завершил легенду.