Прошло нсколько недль. Всь Критъ былъ теперь добычею ужаса – былъ онъ добычею возставшихъ. Громили дворцы, ся страхъ великій по землямъ окрестнымъ и землямъ дальнимъ, дя огненное свое прещеніе, и брали всё подрядъ. И пылали дворцы по всему Криту – какъ факелы въ ночи. Акай, полнясь гнвомъ, почитая его за гнвъ праведный, часто посл захвата очередного дворца (какъ правило, онъ нападалъ на дворцы ночью, разя спящихъ стражей дворца, а предъ тмъ какъ напасть – двигался съ предосторожностями немалыми) исторгалъ души не всмъ жрецамъ и жрицамъ, но лишь большей ихъ части; часть иную подвергалъ онъ униженьямъ: топталъ жреческое и дворцовое достоинство плненныхъ, единовременно полня этимъ счастье возставшихъ: проводилъ плнныхъ сквозь толпу свою, и та плевала въ проходившихъ, въ бывшихъ своихъ господъ, на чел коихъ то загорался багръ, то заступала бль, и побивала ихъ каменьями. – Позоръ несмываемый – однихъ – былъ усладою – другихъ. Вышеописанное являло себя ярче, случись кому изъ бывшихъ представителей господствующихъ, изъ бывшихъ «вящихъ людей» (какъ говаривали тогда на Крит и не только на Крит, а, съ позволенія сказать, везд; и понын, если и не поговариваютъ такъ, то сами вящіе люди остаются и остаются прежними, хотя бы и назывались они «слугами народа») – попытаться либо сопротивляться униженьямъ, либо же – ихъ избгнуть. Такого рода попытки вызывали смхъ всеобщій и радость. Однажды возставшіе, подходя къ никмъ не охраняемому дворцу, повидали жрицъ, скрывавшихся подъ снью дворцоваго алтаря, выточеннаго изъ кипариса, священнаго древа, но храмомъ здсь былъ не дворецъ и не та или иная часть его, но природа целокупно; однако, по всей видимости, жрицы т еще не слышали о возстаніи и успх его, судя по рчамъ ихъ. Ибо одна изъ нихъ, старшая, говорила второй: «Смерть черная неизъяснимо владычествуетъ всюду, и гибнетъ всё живое. Ибо позабыли богинь да Матерь всеобщу. То Ея попущеніе на насъ. Всюду мужи, всюду. Но мужи глухи къ воззваньямъ богинь, глухи къ Земл; лишь вншне они благочестивы, но не сердцемъ. Что удивляться? Отъ того и недородъ, и гладъ, и моръ. Сохрани, Мати, царя и жену его; да бду и грозу отжени!». Вторая, младше, вторила ей: «Всё происходящее есть кара богинь, сомнній въ томъ быть не можетъ, – везд начертанья Судьбы. Оскорбленныя глухотою да низостію мужей, он ниспосылаютъ бды многи на священныя наши земли. Такъ что всюду и всегда царитъ справедливость – что бы ни говорила чернь несвдущая: и се зримъ её. Но и намъ долго еще предстоитъ, о жрица высочайшая, довольствоваться зерномъ, покамстъ Критъ стонетъ подъ бременемъ кары богинь: нтъ бол жертвъ тучныхъ, нтъ млека, нтъ мяса, нтъ плодовъ земныхъ». Къ сему-то дворцу и приближались возставшіе. Увидавши гордый станъ Акая, шедшаго впереди, младшая молвила: и молвила безъ страха въ голос – съ вызовомъ – да такъ, что возставшіе могли её услыхать: «Гордость мужеская богинямъ и прочимъ высшимъ началамъ неугодна. Гордый всегда низвергается, и битъ онъ Судьбою, ибо противоволитъ высшему. Не то съ нами – облеченными въ силу божью». Старшая, главнйшая, вторила ей, и отсвтъ багряный сіялъ на лиц ея: «Гордость всегда нечестива! И хлещетъ Гордыня по ланитамъ: васъ же самихъ». Участь ихъ была незавидна: въ тотъ же мигъ были многократно заколоты; и вотъ уже бездыханныя тла были вновь и вновь пронзаемы жестокою мдью, купавшейся въ багряныхъ отсвтахъ критскаго заката; багряною стала тогда земля, а тла ихъ претворились въ мсиво. Въ иной разъ, поздне, одной изъ жрицъ въ упоминавшемся выше шествіи (когда вящихъ людей проводили сквозь ряды плнныхъ, и послдніе плевали и всячески унижали первыхъ) посл того какъ та упала, поскользнувшись, стала посылать громы и молніи въ сторону возставшихъ, а посл приговаривать: «Какое униженье! Мати, мати, спаси, и заступи, и помилуй! Лучше бы разразила меня тотчасъ молнія, лучше бы земля разверзлася!». Толпа, недолго думая, отвтствовала: «Земля если и разверзнется, то отъ нечестія теб подобныхъ! А нонче предстоитъ теб проврить желанія земли-матери, вкушая землю по нашему по изволенію!». И принялась толпа насильно кормить землею критскою критскую жрицу – подъ радостные вопли и вои толпы; веселіе, однако, длилось недолго. Были и иные подобные случаи. – Акай научилъ толпу радоваться страданьямъ причинявшихъ страданье, какъ бы предваряя – за вка – библейское «кровь за кровь, зубъ за зубъ», извчное не только роду человческому, но и роду животныхъ. И было возставшимъ любо попирать достоинство тхъ, кто укралъ достоинство у народа критскаго. Было имъ думно: длаютъ дло. Кто-то изъ толпы воскликнулъ:
– Отнын, отнын лишь Критъ воспрянетъ!
– Отнын, отнын величіе Крита – во прах, сгибъ Критъ, пала родина наша, – скорбно и тихо, межъ собою говорили плненныя жрицы. – Позоръ небывалый! Если ране мы осуществляли попеченье надъ малымъ стадомъ, то нынче стадо то надъ нами детъ! Позоръ! Мы теперь не можемъ ни жить, ни умереть, ибо мы безоружны.