Северный крест

Царь сдлалъ недолгую паузу и, улыбаясь и соча изъ себя критскую доброту, произнесъ, медленно и елейно:

– Помнится, ты проигралъ Намъ дюжину партій въ кости: къ ряду; Насъ не могло сіе не радовать и не веселить сердце, полное заботъ о дитятахъ своихъ: ты соперникъ сильный, побждающій всхъ, опричь Насъ. Что жъ, что жъ: представляется, что именно теб Мы и поручимъ вести дло сіе по великой Нашей милости: теб, а не Кокалу, воевод верховному, какъ то подобало бы содять; но онъ побивалъ Насъ въ кости, къ несчастью своему, а у прочихъ не всегда выигрывалъ; такожде не любимъ Мы того, что скроменъ онъ и сдержанъ излишне въ своихъ проявленьяхъ любви къ Намъ: рже тебя онъ кланяется и не столь низко кладетъ Намъ поклоны. Дюжину разъ проигрывалъ ты: въ кости; такъ побди: въ подавленіи возстанья, уже заченшагося въ лон земли нашей и нын расцвтающаго на ней. Ей, гряди и не оплошай, не оплошай. А возставшихъ, жизнь которыхъ державный Нашъ мечъ исторгнетъ вскор, посвящаю Матери какъ даръ.

– О царь великій великой страны, сотни колесницъ, въ коней быстроногихъ запряженныхъ (и воевъ при нихъ), къ нашимъ услугамъ, ожидаютъ они славныхъ Твоихъ повелній, сребромъ, да златомъ одянныя, да костью слоновою.

– Сдлай Быстронаго воутріе, днемъ, да передай, что Мы по-прежнему любимъ его: больше народа своего. Да поцлуй отъ Насъ Ретиваго: онъ любимецъ Нашъ въ той же мр, – отвтствовалъ Имато не безъ жара, глядя въ ночную черноту залы, – Ахъ, кони, кони, любовники втровъ, велики вы въ своей сил, безсмертны и красны. Что люди – песокъ морской, но кони! – Существа божественныя, Намъ равныя. Да не коснется рука черни ни единаго изъ нихъ; а ежель коснется – не миновать имъ смерти черной. Потому ты, верноподданйшій изъ доблестныхъ Нашихъ слугъ, достойнйшій изъ чадъ критскихъ, используй въ цляхъ устрашенья черни (а ежель потребно будетъ – и во браняхъ) братьевъ критскихъ: ужель пхоты не хватитъ для сего? А коней славныхъ побережемъ, побережемъ: ужъ больно любы Намъ. Царь на кон, а людъ – пешъ. Царь на кон, а людъ – подъ конемъ.

Помолчавъ и снова поглаживая синяки свои, Имато продолжилъ свою рчь:

– Касато, вотъ теб слово Наше: побдишь – и пожалуемъ теб отъ щедротъ своихъ многихъ, Быстроскачущаго, лучшаго изъ коней во всей Вселенной, съ превеликимъ избыткомъ силъ, одного изъ Нашихъ любимцевъ, да въ придачу къ нему треножникъ царскій, созданный самой Матерью, цною едва ль не въ сто быковъ, пышущихъ здоровьемъ, въ расцвт силъ своихъ.

– Слушаюсь, о Всеверховный! Приказъ Твой – сердцу услада. Скрывать не стану: мысли объ обладаніи Быстроскачущимъ – самыя горячія, медовыя, огненно-струящіяся! Едва ль что дороже найдется въ созданныхъ Матерью земляхъ. Конь сей – словно втеръ! Ибо я потерялъ три дни назадъ Иноходца: смерть претерплъ онъ отъ старости.

– Это большая потеря, милый Нашъ Касато, – съ печалію вымолвилъ царь, – бда пребольшая. Быстроскачущій, созданье вечномолодое, сослужитъ теб службу велику. Но помни: его донын не оскверняла нога человка: ни единаго раза осдланъ онъ не былъ. Одаримъ тебя существомъ всечистымъ, и ты по милости Нашей первымъ его познаешь. Какъ ты вдаешь, у насъ во Критской во держав – не въ примръ землямъ прочимъ – и кони пьютъ вино (подая овесъ, смоченный виномъ); отчего и намъ не выпить? Ей, гряди вонъ: Мы устали отъ рчей и мыслей тяжкихъ, ибо рчи и мысли всегда тяжки для Насъ, ибо мысли и думы суть спутники бдности и нищеты.

– О Имато, наивеличайшій изъ бывшихъ и изъ грядущихъ царей Крита, я не могу (и ежель могъ бы – не смлъ) столь же зорко и глубоко зрть грядущее, какъ ты зришь съ непоколебимыхъ высотъ величія Твоего. Потому я, скромный Твой слуга, приму совты Твои, не смя обдумывать ихъ.

– Ей, гряди ко сну, а предъ тмъ пей и весели сердце высокое, поступай во всёмъ по велнію высокой души.

– Повинуюсь. Иду, иду, – склонившись до каменнаго пола отвтилъ Касато.

Когда Касато съ подобающими поклонами вышелъ съ возгласомъ «Служу Криту», Имато, задумавшись глубоко, произнесъ вслухъ: «Критъ – конь Мой; и Азъ сдлаю коня…».

Касато же про себя думалъ: «Дйствовать, конечно, будемъ иначе. Сперва: хлба и зрлищъ. Затмъ: крови главаря. И всё сіе дять и въ самомъ дл – подъ бдительными очами братьевъ критскихъ. Въ конц концовъ: господамъ слдуетъ заботиться о рабахъ своихъ». И началъ попвать народну псню «Въ кносской во рубах по полю я шелъ», всми извстную въ то время въ минойской держав.