Северный крест

Возставшіе тмъ временемъ разбили лагерь; покоривъ – уже очередной – дворецъ и захвативъ припасы изъ самого дворца, равно и изъ зернохранилищъ его, а также изъ принадлежащихъ ему и къ нему прилегающихъ деревень, – пировали. Смеркалось, и аэръ становился нсколько хладне. Спускалась ночь. Вскор и усталость подкралась къ душамъ ихъ. Утомленные дневною бранью возставшіе, ежеденно-несущіе разрушеніе всему Криту, подъ журчанье вечнонемолчнаго моря улеглись спать на критскомъ пол, отдыхающемъ отъ жаровъ дневныхъ и овиваемомъ теплыми аэрами. Вотъ уже и сонъ смеживаетъ имъ веки. Одинъ побдно спитъ калачикомъ точно котъ, другой сотряситель бытія – на спин, третій ратникъ на живот, подмостивъ подъ голову одежу, четвертый длатель великихъ длъ – на комъ-то еще, попирая благородные критскіе устои, пятый – въ обнимку съ амфорою; вс сокрушители критскихъ обычаевъ, попиратели ига критскаго, поборники вольности святой – въ объятьяхъ ночи, недвижно-счастливы. Мечи да луки побросаны возл спящихъ тлъ, и Луна, царица ночная, величаво бросаетъ на нихъ жемчужные свои лучи. Нигд не явитъ себя движенье иль шорохъ какой. Вольно спитъ всё живое, опричь вечнободрствующей, но всё же уже клюющей носомъ стражи, вотъ-вотъ готовой покориться всемощной стихіи сна. На неб – сіянье розсыпи еженощно-бдящихъ звздъ, и втеръ колышетъ рдкую, опаленную днемъ растительность. Вдали иной свтъ – величественно-гнвный, зловщій, вселяющій страхъ – догорающее зарево поверженнаго дворца, надъ которымъ небо облеклось въ какой-то грязно-огненный оттнокъ; обгорлая и павшая обитель заживо-мертвыхъ, обгорлыхъ и павшихъ, – во прах, доносятся оттуда еще еле слышимые стоны умирающихъ, но заглушаютъ ихъ храпніе, сопніе, свистъ да рдкіе пьяные выкрики мятежныхъ братьевъ, иные изъ спящихъ фигуръ которыхъ были тускло-тепло озарены догорающимъ, отдаленнымъ отсвтомъ павшей обители павшихъ. – Таковъ былъ едва ли не обычный день возставшихъ съ тхъ поръ.

* * *

А Малой тмъ временемъ метался и подумывалъ, не примкнуть ли къ возстанію. Ибо издавна чуялъ всю неправду критскую. Но еще боле чуялъ близость Иры: примкнешь къ возстанію – и не увидишь её бол. Можетъ, и растаетъ Ира, льдяная твердыня, за неимніемъ прочихъ мужей, занятыхъ длами военными. Ира была ближе Иды, об хладны, снжны, льдяны, но Ира казалась прекрасне.

Глава 6. Смерть Имато

Народъ – и возставшій, и сочувствующій длу возставшихъ – винилъ во всёмъ жрицъ и всхъ царедворцевъ, кром царя Имато: неприкосновеннаго для народа, по-собачьи преданнаго ему не какъ Имато, но ему какъ царю: ибо преданы они были ему не въ силу тхъ или иныхъ его качествъ, но только потому, что тотъ былъ царь, а царь есть царь, и выше только Матерь. Даже въ томъ, что царь въ чрезвычайныхъ условіяхъ смуты приказалъ возвдигнуть потомъ и кровью дитятъ своихъ (такъ порою именовался народъ царемъ) не одинъ десятокъ деревянныхъ храмовъ и нсколько дворцовъ, – виновны были люди вящіе, но никакъ не Имато: такъ мнилось народу, поистин мертвымъ душамъ, сущимъ во гробехъ, отъ вка и до вка темному, духовно-женственному, оглушенному Мы, мычащему. Народъ – корова, а Имато – Быкъ.