Северный крест

– Почто одни всмъ владютъ, а иные, работящіе до смерти, ничего не имютъ? Почто терпимъ мы жрицъ и жрецовъ растучнвшихъ, истекающихъ тукомъ? Помните: они не выше насъ – ни въ чёмъ. Они, какъ и мы, любятъ хлбъ, вино, дышатъ однимъ съ нами воздухомъ, піютъ воду съ жадностью. Почто одни купаются то въ прохлад, а когда наскучитъ имъ сіе, нежатъ тла свои на солнцемъ: а не гнутъ три спины подъ нимъ вседневно и не испепеляютъ – солнцемъ – плоть свою въ работахъ многихъ? Они, какъ и мы смертны, и имъ, какъ и намъ, не дано вкусить безсмертія. И плоть ихъ бренна и издаетъ смрадъ, случись имъ смежить очи. О, мы принудимъ смежить ихъ очи: навкъ! Навкъ!

– Навкъ! – вторьемъ въ пространствахъ окрестныхъ отдавался возгласъ толпы.

– Слдуй за мной: тотъ, кто не въ силахъ бол чувствовать на вы цпи раба – зримыя и не зримыя; кто готовъ сложить главу свою въ сч великой; кто готовъ достойнйшей смертью – на пол брани – оплатить убогое свое бытіе, влачимое досел.

Стоитъ отмтить: не всмъ были близки огненныя слова Акая: ежели недавно-попавшіе въ рабство и нужду горячо привтствовали пламенныя его слова, то рабствовавшіе съ рожденія, привыкшіе къ обездоленности, свыкшіеся съ нимъ, стояли молча, не выражая покамстъ ни согласія, ни несогласія.

– Клянуся богами и богинями Крита, что говорилъ отъ сердца, не лукавя, безхитростно, какъ думно мн. И да настигнетъ ихъ моя злоба, черная, якъ Нощь, и мгновенноразящая, якъ молнія небесная. Клянуся! И боги да сопутствуютъ длу нашему! Искрушимъ темницы, гнетъ мы свергнемъ, ярмо въ прахъ мы разобьемъ, и троны навкъ падутъ! Клянуся! – металъ молніи Акай.

Многоголосое и гулкое «Слава Акаю!», разрзая аэръ тьмою выкриковъ, громогласно и зычно раздалось – вслдъ за молніей словъ Акаевыхъ – и было слышно въ еще долго гудвшихъ земляхъ.

– «Свобода» – кричатъ наши уста, ибо Свобода, богиня нонче неизвстная, въ душ воцарилася, она правитъ бытіемъ моимъ, она – суть моя! – всё боле и боле разгорался Акай. – Но свобода моя должна еще стать свободою всхъ; я боле не въ силахъ быть свободенъ одинъ, въ одиночку, словно тайкомъ. Со Свободою ринемся мы въ бой противу господъ, отобравшихъ Её у насъ. И да окрылятъ насъ и прочіе боги и богини. И да погибнемъ – но съ именемъ Твоимъ – на устахъ. О сыны Крита, перекуемъ на мечи: орала, серпы, плуги, косы! Якъ камень, въ море брошенный, круги рождаетъ, такъ и дло наше по Криту по всему вторьемъ отдаваться будетъ! Разгорятся пожарища…О, зрится мн: они уже горятъ. О, какъ горятъ они! О, зрится мн: блднетъ внценосная медноголовость да трусость, упадываетъ. О, Критъ, ты возрыдалъ! Пожарища – слезы твои.

Посл Акай, помолчавъ и скользя по собравшимся взглядомъ грознымъ, что претворились въ шумъ и гамъ: рукоплесканьемъ и криками неистовыми, – добавилъ:

– Соратники, мы должны еще не мене недли, лучше двухъ, обучаться военному ремеслу, тонкостямъ владнья мечомъ, длу ратному, ибо къ ратоборству мы несвычны, хотя бы и были критскіе братья и развращены, и слабы, и трусливы, ибо пребываютъ въ порокахъ многихъ. Мечей, однако, на всхъ насъ не хватитъ; лишь наиболе сильные получатъ ихъ; остальные будутъ сражаться вилами, серпами, косами и ножами; есть въ нашемъ общемъ войск и та его часть, что обучена въ метаніи стрлъ и камней и продолжаетъ совершенствовать свои навыки.

– Да, братья, – когда гудніе стало мало-по-малу стихать, чуть помолчавъ, продолжилъ онъ, – на сторон нашей – Правда, смлость и внезапность. Но всё распадется, ежель не будемъ мы монолитны, аки стна или камень.

Намъ стоитъ отмтить, что критяне не возводили – за ненадобностью – и потому многіе изъ простыхъ не вдали, что есть стна. Акай объяснилъ всмъ, но нельзя было сказать, поняли ли возставшіе его объясненіе или нтъ. Народъ частію былъ ршителенъ, будучи опьяненнымъ местью распалявшейся и побдами воображаемыми, частію же перешептывался; кто-то призывалъ себ въ помощь критскихъ богинь. Видя робость иныхъ, томившую ихъ сердца, Акай вновь воодушевлялъ ихъ:

– И да покровительствуетъ намъ Мать, родительница всего сущаго. Осненные Ея благословеніемъ, да побдимъ въ дл нашемъ, преблагомъ и святомъ, судьбу коего мы ввряемъ Ей.

Къ Акаю подошелъ помощникъ его, одинъ изъ его недавно назначенныхъ военачальниковъ и сказалъ:

– Есть свднія о томъ, что на дняхъ братья критскіе будутъ совершать омовенія въ мор; стало быть, боле часа-двухъ складъ съ оружіемъ будетъ охраняться лишь двумя-тремя воинами, и мы безъ труда и безъ жертвъ смогли бы захватить мечей и латъ, если не вдоволь, то по меньшей мр смогли бы вооружить каждаго второго изъ уже возставшихъ. Остальные, какъ ты и приказывалъ, уже вооружены длинными луками.

– Хорошія всти! Такъ и сдлаемъ. Ихъ безпечность – залогъ нашей побды. Похоже, что сама Судьба благоволитъ успху дла, – потирая жилистыя, спаленныя Солнцемъ руки отвтствовалъ Акай. Видно было по облику Акая, что гордился онъ не собою въ сей часъ и не своимъ положеньемъ средь возставшихъ, но рчью, имъ произнесенною: дломъ правымъ горлъ Акай.

* * *