Север и Юг

— Нет, не доброту! — непреклонно возразила честная миссис Торнтон, но, облегчив совесть правдивыми словами, не пожалела, что они не были услышаны.

Пожав на прощание вялую руку, она встала и вышла из дома, ни с кем не повидавшись.

Пока дамы беседовали в спальне, Маргарет и Диксон шепотом обсуждали, как сохранить приезд Фредерика в тайне от всего мира. Письмо могло прийти со дня на день, а вскоре следовало ожидать и его самого. Как и было решено, Марта отправится в отпуск, а Диксон займет место привратника, станет впускать лишь тех немногих посетителей, которые приходят к мистеру Хейлу, и сразу провожать их в расположенный внизу кабинет. Болезнь хозяйки служила надежным оправданием для отказов. Если на кухне потребуется помощь Мэри Хиггинс, то встречи с Фредериком должны быть сведены до минимума, а если придется упомянуть о нем в ее присутствии, то только как о мистере Дикинсоне. К счастью, Мэри не отличалась ни любопытством, ни любознательностью.

Марта покидала дом в тот же день. Маргарет жалела, что не отправила служанку накануне: могло показаться странным, что отпуск предоставляют в столь тяжелое для госпожи время.

Бедная Маргарет! Весь день ей пришлось исполнять роль великодушной римлянки и поддерживать отца ценой собственных душевных и физических сил. Мистер Хейл не позволял себе отчаиваться и даже продолжал надеяться, а каждое облегчение между приступами воспринимал как окончательное выздоровление, но приступы возобновлялись с новой силой и повергали в пучину разочарования. В этот тяжкий день он сидел за столом в гостиной, уронив голову на сложенные руки. Одиночество кабинета казалось мучительным. При виде безысходного горя сердце Маргарет обливалось кровью, но отец молчал, а заговаривать первой она не решалась. Марта уехала к матери. Диксон сидела рядом с больной, оберегая ее сон. Дом погрузился в тишину, и темнота подступила без малейшей попытки зажечь свечи. Примостившись у окна, Маргарет смотрела на улицу, но ничего не видела, прислушиваясь к печальным вздохам отца. Спуститься вниз за свечами она опасалась: в ее отсутствие отец мог сорваться, дать волю эмоциям, а утешить было бы некому. Однако следовало проверить благополучие кухонной печи, поскольку, кроме нее, сделать это было некому. Внезапно раздался такой резкий звонок в дверь, что все в доме задребезжало.

Маргарет, вздрогнув, поднялась, прошла было мимо никак не отреагировавшего на звук отца, но вернулась и нежно его поцеловала. Мистер Хейл не пошевелился, и не поднял головы. Девушка неслышно спустилась по лестнице и в темноте пошла к двери. Диксон наверняка сначала накинула бы цепочку и посмотрела в щелку, но Маргарет даже не подумала о возможной опасности. На крыльце стоял высокий мужчина и смотрел в сторону, но, услышав стук щеколды, быстро обернулся и спросил чистым, глубоким голосом:

— Это дом мистера Хейла?

Маргарет задрожала и в первый миг не смогла произнести ни слова, но спустя секунду выдохнула:

— Фредерик!

Схватив за руку, она увлекла брата в дом и тут же заперла дверь.

— Ах, Маргарет! — проговорил тот, обняв сестру за плечи и глядя в лицо, как будто пытаясь в темноте прочитать ответ на еще не высказанный вопрос.

— Матушка… жива?

— Да, жива, дорогой брат! Тяжело больна, но жива!

— Слава богу! — отозвался Фредерик.

— Папа совсем обессилел от горя.

— Вы ждали меня?

— Сегодня нет. Письма еще не получили.

— Значит, я его опередил. Но мама знает, что я должен приехать?

— Мы все верили, что ты обязательно приедешь. Но подожди, иди сюда. Дай руку. Что это? А, сумка. Диксон закрыла ставни, но это папин кабинет. Присядь и отдохни несколько минут, пока я поднимусь и сообщу ему радостную новость.

Маргарет ощупью нашла тонкую свечу и зажгла, а едва слабый огонек позволил увидеть друг друга, почему-то смутилась. Даже при тусклом свете удивил необычно смуглый цвет лица брата и поразили редкой красоты ярко-синие глаза, слегка прищуренные в ответной попытке рассмотреть сестру. Взаимная симпатия вспыхнула мгновенно, однако оба молчали. Маргарет тотчас поняла, что полюбит в брате друга ничуть не меньше, чем уже любила в нем родного человека. По лестнице она поднималась с удивительно легким сердцем. Горе не уменьшилось, однако перестало давить с прежней тяжестью: ведь теперь рядом с ней крепкий, надежный мужчина, способный принять на свои плечи часть груза. Отчаяние отца уже не казалось безысходным. Он все так же беспомощно лежал на столе, но Маргарет теперь знала, как его поднять, и в неуемной радости слишком неосмотрительно воспользовалась оружием. Она нежно обвила руками шею отца, вынудив поднять голову и посмотреть в глаза, чтобы почерпнуть уверенность и силу.

— Папа, отгадай, кто приехал!

Мистер Хейл взглянул на нее вполне осознанно: сквозь туман печали пробилась искра истины, но он тут же недоверчиво ее погасил, опять бросился на стол, уронил голову на вытянутые руки и что-то прошептал. Маргарет склонилась и услышала:

— Только не говори, что Фредерик. Нет, не Фредерик. Я не выдержу. Слишком устал. И мама умирает!