Маргарет мечтала хотя бы о единственном дне жизни Эдит — о свободе от забот и печалей, о жизнерадостном доме, о голубом солнечном небе. Если бы желание могло перенести в далекие края, то немедленно улетела бы — пусть всего лишь на день. Она тосковала по силе, полученной от перемен: несколько часов в гуще яркой жизни вернули бы юность. Подумать только: еще не исполнилось и двадцати, а трудности и переживания состарили раньше времени! Такие мысли пришли сразу после первого знакомства с письмом. Маргарет снова прочитала сбивчивые строки и удивилась, до чего же рассказ Эдит похож на саму кузину. Когда, опираясь на руку Диксон, в гостиную вошла миссис Хейл, она весело смеялась, но тут же вскочила и бросилась поправлять подушки на диване. Матушка выглядела особенно слабой.
— Что тебя так рассмешило, Маргарет? — спросила она, устроившись на диване и немного отдышавшись.
— Письмо, которое утром получила от Эдит. Хочешь послушать?
Она начала читать вслух. Матушка живо поинтересовалась именем ребенка и принялась перебирать возможные варианты, оценивая достоинства и недостатки каждого. Рассуждения были прерваны неожиданным появлением мистера Торнтона, который опять принес фрукты для миссис Хейл. Джентльмен не мог и не хотел отказать себе в удовольствии мимолетной встречи с Маргарет и никакого иного вознаграждения не ждал. Так проявлялось непреклонное своеволие разумного, сдержанного, сурового мужчины. Он вошел в комнату и мгновенно заметил мисс Хейл, однако после первого холодного поклона больше ни разу не посмотрел в ее сторону. После того как преподнес персики, сказал больной несколько теплых учтивых слов, он обратил на Маргарет оскорбленный взгляд холодных глаз, мрачно простился и вышел из гостиной. Бледная и притихшая, она опустилась на стул.
— Знаешь, Маргарет, мистер Торнтон определенно начинает мне нравиться.
Ответа не последовало, и миссис Хейл добавила:
— По-моему, его манеры стали значительно элегантнее.
Маргарет смогла наконец совладать с голосом и подтвердила:
— Да, несомненно, он очень добр и внимателен.
— Странно, что миссис Торнтон не приезжает с визитом: ведь ей должно быть известно о моей болезни благодаря водяному матрацу.
— Думаю, о твоем состоянии ей сообщает сын.
— И все-таки хотелось бы ее увидеть. У тебя здесь так мало друзей, дорогая.
Маргарет догадалась о тайном желании матушки заручиться полезными знакомствами для дочери, которая скоро могла остаться сиротой, но не сумела произнести ни слова.
— Может, ты сама нанесла бы визит миссис Торнтон и попросила ее ко мне приехать? — предложила миссис Хейл, немного подумав. — Хотя бы для того, чтобы поблагодарить…
— Готова выполнить любую твою просьбу, мама. Вот только… вдруг приедет Фредерик…
— Ах да, конечно! Мы должны держать двери на замке и не впускать посторонних. Даже не знаю, радоваться ли его приезду… Порой думаю, что лучше бы его что-нибудь задержало: такие страшные сны снятся!
— Ах, мама, мы позаботимся о его безопасности! Скорее поймаю молнию голой рукой, чем позволю брату испытать хотя бы малейший дискомфорт. Положись на меня. Буду беречь его как зеницу ока.
— Когда его ждать?
— Не раньше, чем через неделю, а возможно, и позже.
— Надо будет заранее отослать Марту: не надо ей видеть, — чтобы потом не отправлять в спешке.
— Об этом позаботится Диксон. Думаю, если понадобится помощь по хозяйству, можно будет нанять Мэри Хиггинс. Она, конечно, неумеха, но девушка хорошая: скромная и старательная. К тому же ночевать будет дома и наверх не поднимется, так что о госте не узнает.
— Это решать Диксон. Но, Маргарет, умоляю, не перенимай эти ужасные милтонские словечки. Что за «неумеха»? Это же провинциализм. Что скажет тетушка Шоу, когда вернется из Италии и услышит из твоих уст нечто подобное?
— Ах, мама, только не превращай тетушку Шоу в пугало, — рассмеялась Маргарет. — Эдит набралась от своего капитана Леннокса армейских жаргонных словечек, а тетушка Шоу даже не обратила внимания.
— Но ты перенимаешь фабричный жаргон.
— Почему бы и нет? Раз я живу в фабричном городе, значит, вполне могу время от времени использовать словечко-другое. Знаешь, готова спорить, что множество слов ты в жизни не слышала. Вот скажи: ты знаешь, что такое «кистень»?
— Нет, дитя мое, не знаю, однако звучит настолько вульгарно, что и знать не хочу.
— Хорошо, дорогая, как скажешь, хотя это всего лишь некое подобие оружия.
— Милтон мне совершенно не нравится. Эдит права: я заболела из-за дыма.
Услышав это заявление, Маргарет вздрогнула. В гостиную только что вошел отец, а она так старалась, чтобы возникшее в его сознании слабое подозрение о вреде местного воздуха для здоровья жены не получило подтверждения и не укрепилось. Она не знала, слышал ли мистер Хейл ее жалобу, но на всякий случай поспешила сменить тему, не подозревая, что следом за хозяином дома идет мистер Торнтон.
— Мама очень недовольна, что в Милтоне я набралась вульгарности.