Вульгарность, о которой говорила Маргарет, относилась исключительно к использованию местной лексики, но лицо мистера Торнтона так помрачнело, что она заподозрила, насколько неправильно он может истолковать ее замечание, поэтому, подчиняясь естественному и похвальному стремлению избежать лишней обиды, заставила себя поздороваться и развить мысль, обращаясь непосредственно к гостю.
— Понимаю, мистер Торнтон, что слово «кистень» не особенно благозвучно, но разве от этого оно менее выразительно? Разве можно обойтись без него в разговоре о том предмете, который оно называет? Если использование местных слов считать вульгарным, то в Хелстоне я была самой вульгарной особой. Разве не так, мама?
Обычно Маргарет никогда никому не навязывала тему для беседы, однако сейчас настолько боялась обидеть мистера Торнтона случайным замечанием, что смутилась и покраснела, не успев закончить торопливую речь. При этом сам гость едва ли вник в смысл услышанного: церемонно поклонившись, он сразу направился к дивану, к миссис Хейл.
Появление мистера Торнтона подстегнуло желание больной встретиться с его матушкой и поручить Маргарет ее заботам. Мисс Хейл тем временем сидела словно на углях — расстроенная и пристыженная. Почему одно лишь присутствие этого человека лишает спокойствия ум и сердце? Миссис Хейл тем временем обратилась к гостю с просьбой передать миссис Торнтон приглашение приехать с визитом, причем как можно скорее — лучше прямо завтра. Мистер Торнтон пообещал, что его матушка непременно ее навестит, немного поговорил о том о сем и откланялся. Движения и голос Маргарет мгновенно освободились от невидимых цепей. Он ни разу на нее не посмотрел, и все же старательность, с которой его взгляд избегал опасного направления, не оставляла сомнений, что он знает, где она сидит. Если Маргарет что-то говорила, он делал вид, что не слышит, однако следующую реплику строил с учетом ее слов, а порой даже отвечал на них, хотя и обращался к другим. Дурные манеры не стали проявлением невежества, а возникли намеренно, как реакция на болезненное оскорбление. Едва выйдя на улицу, мистер Торнтон раскаялся, однако ни один тщательно обдуманный план, ни одна коварная уловка не смогли бы принести больше пользы, чем нарочитое невнимание и даже грубость. Маргарет думала о нем гораздо больше, чем прежде. В мыслях не присутствовало ни намека на то, что мы называем любовью, — лишь глубокое сожаление о нанесенной душевной травме и скромное, терпеливое стремление вернуться к былой противоречивой дружбе. Да, еще недавно мистер Торнтон считался не только другом семьи, но и ее другом тоже. Поведение Маргарет отличалось очаровательной кротостью, как будто она пыталась добиться прощения за излишне резкую отповедь, вызванную переживаниями бурного дня.
Однако обида оказалась горькой и болезненной. Джон Торнтон не мог забыть высокомерного, безжалостного отказа, но в то же время гордился чувством справедливости, заставлявшим его проявлять внимание к родителям обидчицы, находил радость в силе духа, позволявшей встречаться с ней во время визитов к мистеру или миссис Хейл. Глубоко оскорбленный, он полагал, что не хочет видеть ту, которая так жестоко его унизила, но ошибался: одно лишь молчаливое присутствие мисс Хейл доставляло острое, хотя и горькое, наслаждение. Сдержанный суровый мужчина, Торнтон не привык анализировать мотивы собственных поступков, а потому позволил себе роскошь заблуждения.
Глава 30. Возвращение