Сеть Алисы

Видимо, кто-то из соседей еще не спал — в соседнем доме скрипнула ставня. Какое счастье, что массивный козырек не позволял увидеть сцену, в которой собутыльник коменданта приложился к девичьей шее. К горлу подкатила тошнота, Эва яростно отерла влажный след меж ключиц.

— Предатель! — вслед удалявшейся фигуре крикнул сосед, надежно скрытый темнотой. И смачно плюнул.

Рене Борделон остановился и, приподняв шляпу, отвесил легкий поклон невидимому обидчику.

— Доброй ночи, — сказал он, усмехнувшись.

— Мать честная! Ай да маргаритка! — Выслушав доклад, Лили расплылась в улыбке. — Удачная бомбежка, и через две недели войне конец!

В ответ Эва тоже улыбнулась, хоть ликование ее угасло.

— Приближенные кайзера, фабриканты и все прочие, кто наживается на бойне, захотят ее продолжить. — Она понимала, что громоздкую военную машину враз не остановить.

— Смерть подонка станет началом ее конца. Утром я отбуду, как только пройдет комендантский час. — Лили спрятала донесение за подкладку сумки с шитьем (нынче по документам, реквизиту и манерам она была белошвейкой Мари) и стала расстегивать крючки на ботинках. — Курьеру такое не доверю, сама отвезу в Фолкстон. Может, куплю себе сомнительную шляпу, раз уж буду в стране, где ее можно надеть. Хотя вряд ли у вас, англичан, есть что-нибудь сомнительное, даже шляпы…

— Ты сможешь п-попасть в Англию? — изумилась Эва.

Она удивлялась уже тому, как легко и быстро Лили перебиралась из оккупированной Франции в Бельгию и обратно. Пусть расстояния здесь небольшие, но ведь опасностей полно, однако она проходила сквозь них, точно призрак. И что, таким же призраком теперь пересечет Ла-Манш?

— Конечно. — Голос Лили прозвучал глухо из-под просторной ночной сорочки, в которую она переодевалась. — В этом году я там уже побывала три-четыре раза.

Эва постаралась унять внезапную грусть по Фолкстону с его песчаными отмелями и дощатыми причалами, по ласковым глазам капитана Кэмерона в его таком английском твиде… Она мотнула головой, отгоняя жгучую ревность, что Лили так часто видится с ее наставником.

— Раз уж тебе предстоит путешествие в Англию, спи на кровати, — сказала Эва.

Согласно апробированной версии, Лили была ее подружкой, которая заглянула на огонек и осталась ночевать, дабы не нарушать комендантский час. Они уже трижды сыграли этот спектакль перед немецким патрулем, совершавшим ночные проверки, и Эву просто завораживало мгновенное перевоплощение Лили в белошвейку Мари — девицу еще глупее, чем соломенная блондинка Кристин.

— Спорить не буду. — Лили свалила в кучу снятую одежду и, плюхнувшись на кровать, стала рассказывать, как нынче добиралась в Лилль. — Донесение от источника в Лансе я спрятала между журнальных страниц, и — представляешь? — оно выпало, когда я выходила из поезда. — Лили озорно рассмеялась и тряхнула светлыми волосами. — Спасибо немецкому солдату, который его поднял и отдал мне.

Сооружая себе постель на полу, Эва улыбнулась, только улыбка ее казалась вымученной. Лили уж было продолжила рассказ, но подметила ее состояние.

— Так, что случилось?

Эва взглянула на свою начальницу. В ночной рубашке Лили выглядела моложе своих тридцати пяти, а растрепавшиеся волосы вообще придавали ей вид девчонки, которая весь день играла до упаду. Впечатление это разрушали умные, много повидавшие глаза и острые скулы, обтянутые бледной кожей. У Эвы сжалось сердце. Не обременяй ее лишним грузом, — сказала она себе, теперь уже понимая, отчего угрюмая Виолетта так пеклась о подруге. Лили бодрилась, но тяжелая ноша выжимала из нее все соки.

— Ну? Выкладывай! — досадливо повторила она.

— Да ерунда…

— Я сама решу, ерунда или нет. Еще не хватало, чтоб ты сломалась.

Эва улеглась на самодельное ложе и скрестила руки на груди.

— Рене Борделон пытается меня соблазнить.

Слова эти бухнули, как гири. Лили недоверчиво склонила голову:

— Точно? Извини, конечно, однако ты не смотришься предметом мужского вожделения.

— Он лизнул мне шею. И сказал, что хочет меня. Куда уж точнее?

— Вот тварь! — Из маленького серебряного портсигара Лили достала и прикурила две папироски. — Обычно сволочных мужиков обсуждают за бутылкой крепкой выпивки, но сейчас сойдет и курево. Держи. Табак прочищает мозги, от него даже есть хочется меньше.

Подражая Лили, Эва держала папиросу двумя пальцами, но мешкала затянуться, вспомнив наставление матери:

— Курение — п-порок чисто мужской, не дамский.

— Да брось ты! Мы не дамы, а солдаты в юбках, и нам чертовски надо покурить.

Эва поднесла папиросу к губам, вдохнула дым и закашлялась. Однако вкус табака ей сразу понравился. Горький, но горечь во рту не исчезала с той минуты, как Борделон прижал ее к двери.

— Итак, он тебя хочет, — деловито сказала Лили. — Вопрос: что будет, когда он усилит натиск? Как он тебе навредит, получив отказ? Сдаст немцам?

Она явно прикидывала, какое применение найти сотруднику в изменившейся ситуации. Эва снова затянулась, закашлявшись уже не так сильно. У нее свело живот, но больше от мыслей о Борделоне, чем от дыма.