Сеть Алисы

— Чарли, голубушка… — проговорил Финн, и я застыла, завороженная его низким мягким голосом. Потом повернулась к нему. Наверное, я обвыклась с темнотой, ибо четко видела его глаза. — Поступайте, как считаете нужным. Это ваша жизнь и ваше чадо. Пусть вы несовершеннолетняя, но жизнь-то ваша. А не ваших родителей.

— Они желают мне добра. Я это понимаю, даже когда на них злюсь.

С чего вдруг я разоткровенничалась? Еще ни с кем я так не говорила о Маленькой Неурядице.

— Финн… — Я хотела попрощаться, но ведь в гостиничном холле мы уже простились. А вся эта ночная интерлюдия ничего не значит.

Финн ждал.

— Спасибо вам, — наконец выговорила я, вдруг осипнув. Потом выбралась из машины и пошла к отелю. Финн больше ничего не сказал. Но голос его звучал в моих ушах.

Поступайте, как считаете нужным.

Глава четырнадцатая Эва

Июль 1915

Эва раздобыла информацию сродни алмазному самородку. Забирая остатки шоколадного мусса со столика коменданта Хоффмана и генерала фон Хайнриха, она услышала конец встревоженной генеральской фразы:

— …с личной инспекцией фронта. Через две недели кайзер заедет в Лилль.

Не моргнув глазом, Эва складывала десертные тарелки на поднос.

— Визит секретный, но мы должны организовать достойный прием, — сказал комендант. — Не дай бог проявить невнимание. Поезд встретит небольшая депутация… На какой путь он прибудет?

Ну же! — мысленно взмолилась Эва. — Путь и время!

Суетливо пролистав блокнот, генерал назвал то и другое. Эва возблагодарила Господа за немецкую педантичность. Больше задерживаться у столика было нельзя. Эва шла в кухню, не чуя под собою ног. Она знает, когда кайзер (сам кайзер!) прибудет на фронт. Вот уж Лили завопит как резаная: «Мать честная! Ай да маргаритка! К чертям собачьим разбомбим эту сволочь, и война закончится!»

— Что это нас так обрадовало? — прошептала официантка Кристин, глупая соломенная блондинка, сменившая неповоротливую Амели. — Чему ты улыбаешься?

— Так, ничему.

Эва стерла улыбку с лица, но сердце ее стучало, словно она в кого-то влюбилась с первого взгляда. Войне конец. Больше не будет траншей, где в липкой грязи умирают солдаты, не будет голода и унижений в несчастном поруганном Лилле, не будет стрекота аэропланов и приглушенной канонады за горизонтом. Эва представила, как срывает и топчет табличку с немецким названием улицы, услыхала победный перезвон колоколов.

Никогда еще время не тянулось так медленно.

— Кристин, отнеси бухгалтерскую книгу хозяину, ладно? — попросила Эва, закончив убирать со столов. — Я спешу домой.

Официантка поежилась.

— Я его боюсь.

— Не отрывай глаз от пола, говори только «да» и «нет», вот и все.

— Не, страшно.

Эва сдержалась, чтоб не закатить глаза. И что теперь, ничего не делать, раз страшно? Ну почему большинство женщин такие трусливые размазни? Вспомнились безудержная храбрость Лили и несгибаемая стойкость Виолетты. Вот это женщины!

Эва сбагрила гроссбух метрдотелю и вышла на улицу. Уже перевалило за полночь. Яркая, почти полная луна висела высоко, что было скверно для тайного перехода границы, а нынче должна вернуться Лили…

— Фройляйн! — рявкнул голос по-немецки, затопали сапоги. — Комендантский час наступил давно!

— У меня пропуск. — Эва полезла в сумку, где лежали паспорт и всякие справки. — Я работаю в «Лете», моя смена только что закончилась.

Немец был молод, властен и прыщав.

— Позвольте взглянуть на ваш пропуск, фройляйн.

Безмолвно выругавшись, Эва зашарила в сумке. Пропуска не было. Накануне вечером она все выложила из сумки, чтобы подпороть подкладку для тайника с шифровками. Видимо, пропуск так и остался на кровати.

— Извините, не могу найти. Ресторан в двух шагах, там п-подтвердят, что я…

— Вам известно наказание за нарушение комендантского часа? — пролаял немец, довольный возможностью кого-то прищучить, но его остановил ровный металлический голос, донесшийся из темноты:

— Я подтверждаю, что девушка работает у меня. Документы ее в порядке.

Рене Борделон встал рядом с Эвой и, опершись на трость с серебряным набалдашником, сверкавшим в лунным свете, в безупречно изящном приветствии коснулся полей своей шляпы.

Немец его узнал.

— Герр Борделон…

Рене одарил патрульного презрительно-вежливой улыбкой и взял Эву под руку.

— Доложите об инциденте коменданту Хоффману, если угодно. Доброй ночи.

Шагая по улице, Эва облегченно выдохнула.

— С-спасибо, мсье.

— Не за что. Я не прочь обслуживать цивилизованных немцев, но грубиянов люблю поставить на место.

Эва высвободила руку.

— Не смею вас з-задерживать, мсье.

— Пустяки. — Борделон вновь взял ее под руку. — Вы без пропуска, я провожу вас до дома.