Сеть Алисы

— Мужчины, они странные. — Лили невесело улыбнулась. — Если женщина отдается врагу, значит, в ней, на их взгляд, мало патриотизма. Им не понять, что женщина умеет не влюбляться в каждого, с кем спит. Шпионаж и без того занятие малопочтенное, а уж через постель — и подавно. Ни в коем случае нельзя запятнать репутацию страны, мы должны шпионить как леди.

— Чушь собачья! — возмутилась Эва.

— Кто бы спорил, маргаритка, — усмехнулась Лили. — Но ты же не хочешь, чтобы тебя отозвали из Лилля? А это случится, если начальство решит, что симпатичный предатель вскружил тебе голову.

Эва стряхнула пепел, у нее опять свело живот.

— Неужели капитан Кэмерон так обо мне подумает?

— Он-то, может, и нет. Он порядочный малый, как говорят англичане. Но я знаю, что о нас говорят другие английские офицеры.

— Бля! — воскликнула Эва.

Брань наряду с курением уже давались легче. Лили смотрела на нее с улыбкой, которую Эва не вполне понимала. Что в ней — трезвый расчет, печаль, гордость?

— Вот так вот, — грустно сказала Лили. — Сучья работа, верно?

Да, мысленно согласилась Эва. Однако она любила эту работу, оживлявшую тебя, как никакая другая. Скрывая свои страхи, Эва небрежно пожала плечами:

— Кто-то должен это делать. Так почему не мы, если у нас получается хорошо?

Свесившись с кровати, Лили поцеловала ее в лоб. Эва села и положила голову ей на колени.

— Только не кидайся сходу в койку этого выжиги, — тихо сказала Лили, поглаживая ее по волосам. — А то я тебя знаю: стиснешь зубы — и вперед! Маленько его помаринуй, если удастся. Возможно, через две недели от кайзера мокрого места не останется, и тогда наступит совсем другая жизнь. А ты вернешься восвояси, не лицезрев Борделона без штанов.

Дай-то бог! — про себя взмолилась Эва. Лили ласково гладила ее по голове, чего она никогда не могла дождаться от матери. Эва стала молиться еще горячее. Сейчас она храбрилась, но стоило закрыть глаза и вспомнить прикосновение языка Борделона, как волной накатывала тошнота.

Глава пятнадцатая

Чарли

Май 1947

Мать вела себя осторожно, точно я была ощетинившейся кошкой, готовой задать стрекача. То и дело она касалась моей ладони или плеча, словно проверяя, что я никуда не делась. Наскоро расправившись с завтраком, заказанным в номер (кофе и сухие тосты), она, неумолчно щебеча, принялась паковать мои вещи.

— После Процедуры поедем в Париж и купим тебе что-нибудь новенькое. Этот розовый костюм уже никуда не годится…

Я раздраженно клевала свой тост. После бессонной ночи я была неразговорчива и, кроме того, уже отвыкла от светской болтовни за завтраком. Похмельная Эва до полудня лишь мрачно зыркала, из Финна не вытянешь слова в любое время суток. Разве что в три часа ночи.

Чарли, голубушка…

— Не горбись, милая.

Я выпрямилась. Рассеянно улыбаясь, мать подкрашивала губы. Вчера, когда она чуть не плакала и порывисто меня обнимала, я ее просто не узнавала. А сегодня она успокоилась и с каждым мазком помады как будто возвращалась к своему обычному гламурному «я». Наконец она завинтила тюбик, и я коснулась ее руки:

— Давай еще немного посидим и закажем какой-нибудь еды.

В кои-то веки Маленькая Неурядица изголодалась и не мучила тошнотой. К черту сухие тосты, я хотела английский завтрак Финна: бекон, хлеб, яйца всмятку…

— А кто будет следить за фигурой? — Мать усмехнулась и огладила свою талию. — Хочешь не хочешь, красота требует жертв.

— На кой мне сдалась твоя красота? Я хочу сожрать рогалик.

Мать опешила:

— Где ты набралась таких выражений?

От одной сумасшедшей карги, чуть не пристрелившей меня. Странно, я скучала по Эве.

— Перекусим в поезде. — Мать захлопнула чемодан. — А то еще опоздаем.

В дверях уже маячил коридорный. Я доела тост, мать смахнула крошку, прилипшую к моей губе, и поправила мне воротничок. Ну почему с ней я всегда чувствовала себя ребенком?

Ты и есть дите, — шепнул противный голосок в моей голове. — А потому не готова стать матерью. Ты ничего не знаешь.

Кто бы говорил, — возразила Маленькая Неурядица.

Перестань со мной разговаривать, — приказала я животу. — Мне надоело себя чувствовать виноватой. Ничем не могу тебе помочь. Я не гожусь в матери. Все так говорят.

А сама-то что думаешь? — спросила Маленькая Неожиданность.

Я промолчала, ощутив здоровенный ком в горле.

— Шарлотта!

— Иду. — Вслед за матерью я прошла к лифту и с трудом выговорила: — Может, перед отъездом позвоним папе? — Мать пожала плечами. — Он же, наверное, беспокоится, — сказала я и подумала, станет ли отец вообще со мной разговаривать. Может, и после Процедуры он будет считать меня шлюхой? Ком в горле разбух еще больше.

— Между прочим, я ему не сказала, что ты как ненормальная сорвалась в Лондон. — Мать посмотрела мне в глаза. — Зачем его волновать?