Понятие автономии является для Бердяева средством возвращения человеческого бытия к божественному существованию в Троице до грехопадения. Мысль Бердяева стремится к богочеловеческому единству и тождественности, и поэтому понятие «по образу и подобию Бога» в его концепции не имеет особого смысла.
Личность у Бердяева способна обладать богоподобной меонической свободой и властью, чтобы творить, но только после ее возвращения в божественный космос Троицы, из которого она трагически выпала из-за использования данной ей свободы, власти и автономии. Многие из других его идей, не затронутых в этой статье, таких как миф о человеческой андрогинии, его идея об «экзистенциальном общении», богочеловечество и теургическое творчество, могут служить иллюстрацией гностицизма Бердяева[432]. Разнообразие, индивидуальность и автономия не играют позитивную роль в его мировоззрении, они являются признаками падшего мира.
В отличие от этого, в идеях Булгакова автономия не является средством к спасению, но онтологическим условием творения. Возможность спасения – это дар Божий, а не человеческая задача, как считает Бердяев. Булгаков же хочет показать, почему Бог именно хотел создать этот мир во всем его многообразии и автономии. Булгаков разработал оправдание человеческой личности в качестве ответа на марксизм, и он нашел это обоснование в онтологии творения по образу и подобию Бога. По аналогии со Святой Троицей человеческая жизнь – это все межличностные отношения и диалоги между автономными индивидуальными партнерами, призванными принять участие в богочеловеческом сотрудничестве. Концепции Булгакова о тринитарной личности, мужской и женской личности, «многоипостасности» человечества и богочеловеческой синергии являются элементами этого мировоззрения. Другими словами, Булгаков связывает восточное тринитарное богословие взаимодействия личностей с западной концепцией нравственного понимания индивидуальной автономии. Бытие по образу и подобию Бога означает, во-первых, сложную личность, способную к самореализации, и, во-вторых, необходимость межличностных отношений для того, чтобы завершить задачу творения. Самореализация невозможна без межличностных отношений и наоборот. Именно поэтому такое понимание тринитарного богословия может быть полезно для преодоления разрыва между индивидуализмом и коммунизмом.
Мой главный упрек Бердяеву заключается в том, что он постулирует первичность «меонической свободы», потому что он не верит в способность абсолютного Бога создать автономный мир и свободную человеческую личность. Концепция свободы Бердяева – это защита человеческой свободы против божественного всемогущества. Это свобода, которая представляет, в первую очередь, достоинство человека, а не его богоподобие. Только восставая против хаотических сил, человек Бердяева действует по Божьему образу и подобию. Если человек не борется против этих дионисийских сил Ungrund, если он не творит, то он утонет в нем. По Бердяеву, личность должна быть достигнута и подтверждается только воссоединением с Богочеловеством Христа («твори, не то погибнешь»![433]). Но в концепции Бердяева даже Бог не абсолютно свободен, потому что он существует в вечном антагонизме с другим абсолютным принципом, Ungrund, потенцией зла. Творческая этика Бердяева заключается в праведном гневе против зла, а потому она остается отрицательной этикой безнадежной борьбы, безнадежной, потому что Ungrund как гарант свободы непобедим. Бердяев хотел освободить Бога от ответственности за зло. Таким образом, он лишил его возможности спасения. Бердяев хотел быть христианским философом, но его философское гностическое решение входит в непримиримое противоречие с христианской сотериологией. В то же время он подрывает собственную цель: оправдание человека, его антроподицея теряется и растворяется в этой неудовлетворительной теодицеи. Короче говоря, если Бог не способен бороться со злом, то не способен и человек.
Основной упрек Булгакову заключается в «удвоении» Софии, потому что он не верит в способность Бога создать автономный мир, который остается онтологически благим, даже когда он падает. Вот почему в концепции Булгакова Бог создает мир не из ничего (как ouk on). Как мы видели, такого ничто не существует: «[Божественное бытие] безгранично. Ничто вовсе не есть как бы океан, это бытие обтекающий, напротив, именно Само Божество есть океан, не имеющий берегов»[434]. Поэтому Бог создает мир из самого себя: Он «отпускает из недр ипостасного бытия в самобытие, делает его в подлинном смысле космосом, творит мир “из ничего”, т. е. из Самого Себя, из Своего собственного Божественного содержания»[435].