Сердцам живых (СИ)

— Я не хочу домой, — девушка не надеялась, что она что-то изменит своей репликой. Голос её прозвучал приглушенно, словно она и не хотела, чтобы ее кто-то услышал. Рё бросил на нее настороженный взгляд, но ничего не ответил. Он напугал Хоши до глубокого обморока, когда схватил ее в доме чернокнижника, и теперь ощущал на себе вину. Не за то, что явился к ней, а за то, что не мог держать себя в руках. — Отец казнит меня, чтобы смыть позор с семьи.

К бессмысленному лепету госпожи стали прислушиваться и остальные всадники. И каждый в душе с ней согласился: Токугава Йоширо действительно мог поступить так с дочерью. Непорочное имя — вот что было для него превыше всего, даже родственных уз. Оставалось лишь надеется, что Хоши-сама сохранила своё положение излюбленной дочери и сможет умилостивить отца.

— Не казнит, — сухо отрезал воин. — Если будете играть по моим правилам.

В синей дымке тумана стали проглядывать темные силуэты деревянных построек, и в сгустившихся сумерках они смотрелись почти зловеще. Но не так зловеще, как возвышающаяся тень замка феодала, становившаяся все ближе и четче по мере того, как вереница жеребцов приближалась все ближе к главным вратам поместья. Врата распахнулись сразу же, всадникам даже не пришлось смирить шаг лошадей.

Аристократка рассматривала дворец, служивший ей темницей, с отстраненным интересом. Она не была в нем лишь месяц, но глаза все равно пытались уловить в его облике хоть какие-то изменения. Не может быть, что жизнь Хоши так переменилась, а покинутое ей жилище осталось прежним, словно каменное изваяние.

«Ты так и не спросила об Асахе» — с укором подумала девушка, и от воспоминаний о юноше, у нее болезненно сжалось сердце. Она боялась спросить. Что, если он мертв? Не мог же он просто взять и отказаться от нее? «Хао-сан сильный, он вас защитит» — прозвучала веселая трель Нобу. Обрывок воспоминания, врезавшийся в душу. Почему же не защитил? Почему она снова в месте, куда поклялась не возвращаться?

— Госпожа вернулась! — взвизгнул управляющий замком, едва показавшись на пороге. — Госпожа вернулась! — Его пухлые ноги засеменили по мрамору дворца, и он повторял эту новость снова и снова, пока сама виновница события не перестала слышать его удаляющийся в просторах дворца голос. Она стояла в дверях и не решалась сделать шаг внутрь. Рё стоял позади и, к удивлению девушки, не предпринимал попыток подтолкнуть ее хоть к каким-либо действиям. Он терпеливо ожидал…, но чего?

Хоши растерянно осмотрела себя снизу-вверх и бережно разгладила складки одежды: на ней было все то же праздничное кимоно. Оно не потеряло виду за время долгой дороги. Но теперь аристократку одолевало омерзение от прикосновения шелков к коже. Наряд, что должен был ознаменовать самое радостное событие в её жизни, был осквернен.

— Хоши. — Девушка вздрогнула. Не ожидала она этой встречи так скоро. Внизу у лестницы стоял ее отец, а она даже не заметила, когда он спустился. Он, как и замок, выглядел все так же. Все тот же тяжелый взгляд из-под нахмуренных густых бровей, все та же худоба в лице, впалые щеки с глубокими морщинами, все та же черная, ухоженная борода и те же смольные волосы, собранные в замысловатый пучок на голове. На нем была черная бархатная накидка в пол, расшитая золотыми драконами. Феодал уже готовился отойти ко сну, когда узнал о прибытии сбежавшей дочери, и надел то, что не требовало участия прислуги. — Ты здесь. — Черные угли глаз не выражали ни гнева, ни радости. Он просто смотрел.

Девушка, сглотнув, все-таки вошла в замок, и Рё закрыл за ней двери. Створки захлопнулись с тяжелым стуком, который эхом отразился от каменных стен. Прислуга аккуратно выглядывала из-за углов, подобно мышам, проверяющим, нет ли поблизости кошки. Они с любопытством предвкушали зрелище, что должно развернуться перед ними. Госпожа, что скрылась с простолюдином под покровом ночи, с позором возвращена домой. Её жизнь целиком и полностью в руках отца, чья честь белее снега.

— Рада ли ты, что вернулась, моя дорогая дочь? — снова заговорил феодал, не сводя глаз с Хоши. Он удивился, увидев ее в торжественном кимоно. Он полагал, что перед ним будет истощенная, потасканная девка, но девушка выглядела более чем достойно, за исключением растрепавшейся прически.

У Хоши подкашивались ноги при взгляде на отца. Она знала, на что он способен. Знала, что на его жалость рассчитывать не стоит. Её судьба зависит оттого, насколько низко она пала в его глазах. Ком встал поперек горла, и девушка тщетно пыталась сглотнуть его и не дать слезам подступить к глазам.

— Рада, отец, — выдохнула она. «Ложь. Наглая ложь».