Сердцам живых (СИ)

— Хао. — Асаха вздрогнул от голоса, раздавшегося за спиной и обернулся. Увидев перед собой высокого стройного мужчину в белом кимоно с широкими, достигавшими нижними краями глади воды, рукавами, юноша удивился. Еще секунду назад рядом не было ни души. Глаза незнакомца словно отражали небо, как и озеро, светясь потусторонней голубизной. Седые с редкими черными прядями волосы аккуратно ниспадали на плечи. Юноша недоумевающе разглядывал японца, так же стоявшего на зеркале озера, и тогда тот снисходительно улыбнулся и заговорил вновь: — Согласен, меня сложно узнать.

Догадка, посетившая голову, поразила Асаху, и он зажмурился, чтобы прогнать непрошеное видение. Однако, когда он открыл глаза, ничего не изменилось. Он вспомнил его. Так он выглядел, когда юноша, будучи еще ребенком, увидел его впервые. Разве что, мужчина тогда был моложе, и волосы еще не серебрила седина.

— Тору-сан… Глазам не верю! — выдохнул Асаха.

Шаман весело хохотнул, и юноша поймал себя на мысли, что он забыл, как выглядели глаза учителя, когда еще не были изъедены болезнью. Теперь он их видел: его глаза были такие же бездонные и мистические, как и у Нобу.

— Неплохо выгляжу, да? — колдун покрутился на месте, раскинув руки, с довольной улыбкой на лице. Настороженно наблюдая за учителем, Асаха пытался понять, что происходит, но ни одна из догадок не шла на ум. — Так бы я выглядел, если бы треклятые демоны не тянули из меня все соки последние десять лет, — лицо чернокнижника приняло серьезный вид, и он остановился, внимательно смотря на юношу. Тору знал, что ученику нужны ответы, и он — тот единственный, кто может их дать.

— Но почему ты… Такой? — парень указал на учителя сверху-вниз, словно тот мог не понять, о чем он спрашивает, но Тору понял всё с первого раза.

Шаман снова улыбнулся, но на этот раз на его лице отразилось сожаление и грусть.

— Я умер, Хао. — Глаза юноши в удивлении расширились. — И теперь моя душа свободна. Она больше не обременена загнивающим заживо телом.

Тору замолчал, давая Асахе время осознать его слова. Тот не сразу его понял, и лишь устало моргал, смотря на него пустым взглядом. Потом смысл, словно начал прорастать корнями в мозг, отчего юноша обессиленно ухватился за голову, вперев взгляд куда-то под ноги. Он не издавал ни звука минуты две, пытаясь проснуться или найти хоть что-то, что поможет ему осознать наверняка, что он спит. Однако, когда все усилия оказались тщетными, парень тяжело выдохнул и, наконец, поднял на колдуна глаза.

— Когда?

— Ты не помнишь? — Тору сложил на груди руки и склонил голову набок. — Где ты был перед тем, как оказаться здесь?

Юноша задумался. Знать бы еще, где это, «здесь». Воспоминания как липкая смола тянулись в голове, и какое из них было последним, невозможно было определить. Вспышками мерцали в памяти снова и снова незнакомые картины. Смазанные, непонятные, перемешивающиеся с образом улыбающейся Хоши. Она и стала соломинкой, за которую Асаха попытался ухватиться.

— Хоши. Мы готовились к свадьбе, — прохрипел юноша севшим от дурного предчувствия голосом. Мертвый учитель — недобрый знак. Счастливого конца у этой истории не будет.

Тору кивнул. Ученик потянул за нужную нить.

— Я показывал тебе тоннель Тартар перед церемонией, помнишь? — Асаха неуверенно помотал головой. — Он незаметно опустошил нас, Хао. Мы не должны были соваться туда без намерения пройти его до конца. Я должен был это предвидеть, но оказался слишком самонадеян, прости. — Юноша внимательно слушал, но все еще не понимал, к чему ведет колдун. — Когда мы подошли к храму, нас встретили люди Токугава, и оставшихся сил даже на призыв шикигами не хватило, — голос Тору становился все тише и тише. — Помню, как что-то пронзило меня прямо сюда, — мужчина чуть приподнял подбородок и дотронулся пальцами до шеи. — А через секунду я уже видел свое забрызганное кровью тело со стороны. То еще зрелище, скажу я тебе.

Размытые образы один за другим стали соединятся в цепочку, и память юноши, к его ужасу, стала воскрешать то, что он предпочел бы забыть навсегда: усмехающиеся лица воинов, стоявших у ворот храма, Тору, сипящего и заливающегося багровым фонтаном, брызжущим из проткнутой глотки, надрывный крик Нобу, утопающий в рыданиях…

Асаха помнил, как опрометью бежал по одному ему известным тропам, что вились меж болот. Каждая сочащаяся ядом угроза, брошенная ему вслед, еще звучала в ушах. Рё не отставал от него, дышал в затылок, и упорно не увязал в слизкой топи, а юноша жалел, что воин не может видеть, как тянут за ним синие перепончатые руки утопленницы с пустыми глазницами и раскрывают рыбьи рты.

Он помнил, как дорога оборвалась у скалистого берега, и Асаха понял, что сам завел себя в тупик. Он кинулся на Рё, как загнанный в угол зверь, и повалил на землю. Руки в отчаянии сомкнулись на шее врага: другого шанса на победу с их разницей в силе у него не было. Он чувствовал, как учащенный пульс трепетал под ладонями, и как кадык острой костью гулял под кожей, в то время, как воин пытался сделать глоток воздуха…