Семиклассницы

Контролёрша помяла мешок, уверилась — нет картошки, и пропустила. Феня кинулась бежать что есть духу, боясь, не повернули бы обратно. Она так перепугалась едва не приключившейся с ней беды, что никак не могла успокоиться. А тут, с той и другой стороны платформы, враз подлетели два поезда, без паровозов, блестящие, с яркими фонарями. Феня подбежала к одному, но поезд тронулся и умчался. Она бросилась к другому. Перед самым носом дверцы вагона, щёлкнув, захлопнулись, и этот поезд тоже умчался. Тяжело дыша, Феня прислонилась к каменной колонне. Она растерялась. «Ну как полдня прождёшь другого поезда, а то и до ночи? Да и сходить где, не знаю. Батюшки, а в какую сторону ехать-то?»

К колонне подошёл военный в очках и стал, развернув газету. Чудно показалось Фене, что он на народе принялся читать, как будто дома не начитается.

— Дяденька, где мне к Кропоткинским воротам садиться? — осмелилась она спросить.

— Тут и садись, — кивнул он, не поднимая головы от газеты.

— Дяденька, а вам куда ехать? Может, по дороге нам?

— Как раз по дороге, — ответил военный, вталкивая Феню в вагон подлетевшего поезда.

Едва они вошли, дверцы — дж-жик! — закрылись. Теперь это очень понравилось Фене: без задержек — раз-два, полетели! К ней вернулась весёлость, и она не утерпела, чтобы не поговорить с военным: он хоть и молчун, а видно, что добрый.

— Дяденька, вы на войне бывали?

— Бывал, — ответил он, блеснув из-под очков смеющимися глазами.

Среди пассажиров прошло движение, Феня заметила любопытство и улыбки на лицах.

— И наш Лёнька на фронте был, — рассказывала она, уверенная, что всем её рассказ интересен и важен. — Лёнька Михеев, братан мой. Два года отвоевал. Не знаю уж, дали ему награду какую или не заслужил. Теперь подчистую. Без ноги. А мамка рада — голова на плечах цела, и ладно. Он со своей головой и в конторе работу найдёт. Теперь у нас дела по-другому пойдут: отвяжись худая жизнь, привяжись хорошая! А нашли его, Лёньку нашего, интернатские девчата. Он в госпитале был, переживал шибко, от переживания и вестей нам не слал.

Военный внимательно слушал Феню, но вдруг спохватился, сунул газету в карман.

— Мне сходить, а тебе на следующей, — только и успел он сказать, прыгая из вагона.

Дверцы, джикнув, сомкнулись, и поезд понёсся дальше.

На следующей остановке и Феня сошла.

Здесь было торжественно, празднично, горели яркие лампы, освещая лепные украшения снежно-белых стен и потолков.

«Дворец Советов», — прочитала Феня надпись. — Батюшки, куда заехала! — изумилась она. — В самый дворец! Краса-то какая! Ну-у, Москва!

Но долго разглядывать красоту дворца было некогда, она поспешила за людьми, потянувшимися к выходу, и беспрерывно всех спрашивала:

— Где мне к Кропоткинским воротам идти?

— Здесь, здесь, — отвечали ей.

На улице все разбежались в разные стороны, и она опять осталась одна, оглушённая громом и шумом, звонками трамваев, автомобильными гудками, — всё неслось, мчалось, кружилось. Феня вынула из-за пазухи платок с завязанной в уголке бумажкой, проверила адрес: «Кропоткинские ворота, переулок»…

— Дяденька, где здесь Кропоткинские ворота? — спросила она проходящего мимо военного, доверяя больше военным.

Он не задержался, она побежала за ним.

— Это и есть Кропоткинские ворота, — ответил он на ходу.

Феня остановилась, оглядываясь. Навертела она голову за это утро, недолго и шею свихнуть! Просторная площадь, увенчанная аркой метро. К площади с одной стороны примыкает бульвар с двумя рядами развесистых деревьев, с другой — высится дощатый забор, куда-то ведут каменные улицы, но ворот не видно. Феня стояла, дивясь, а прямо на неё шагала девочка лет тринадцати, в синей шапочке. Она подпрыгивала, разбивая каблуком ледяную корку на лужах, и беспечно размахивала сумкой с книгами.

— Эй, деваха, где здесь Кропоткинские ворота? — спросила Феня.

— Здесь, — ответила девочка, с интересом разглядывая её весёлый деревенский наряд. — Ты на самодеятельность приехала? А самодеятельность кончилась.

«Сговорились они смеяться надо мной? — ошеломлённая, подумала Феня. — Хи-хи да ха-ха и мимо! Батюшки, да, может, и нет Кропоткинских ворот, вот они и смеются? А может, были, да бомбой сшибло? Куда мне деваться? Пропала я!»

Мать, провожая Феню в дорогу, причитала, словно разлучаясь навек: «Страсти какие! Сроду дальше района не бывала да сразу в Москву. Чужа сторона — дремуч бор». И девчата пугали: «Не найти тебе Лёньку! Москвы за день не обойдёшь, а стемнеет, никто переночевать не пустит. Там тебе не деревня».

Феня ничего не страшилась. Но сейчас её охватило отчаяние, и она горько заплакала. Пожилая женщина, проходившая мимо с охапкой книг под мышкой, оглянулась, пошла было дальше, но остановилась. Девочка в жёлтой шубейке и белых чёсанках с галошами плакала среди тротуара, сморкаясь в варежку.

— О чём? — спросила женщина, возвращаясь к Фене.

Феня молча всхлипывала, не надеясь добиться от городских людей толку.

— Отвечай, а то уйду, — повторила женщина, нетерпеливо притопнув ногой.

— Заблудилась, — подавив рыдание, трепещущим голоском ответила Феня.

— Куда тебе надо?

— Кропоткинские ворота.