Седьмого в тринадцать

Они подлетели к особняку во весь опор. Там уже стояли, загородив проезжую часть, еще пять полицейских экипажей. Чуть поодаль остановился большой крытый фургон, готовый принять арестованных боевиков.

Сигнал подал, судя по всему, старший агент Епифанов, знакомый Ушакову. Свисток на цепочке болтался у него на шее, поверх полушубка.

– Ваше превосходительство, ушли, – безрадостно доложил он.

– Как ушли? Всё было окружено.

Ушаков впервые увидел, что Бабушкин слегка растерян. Впрочем, шеф Особого отдела тут же взял себя в руки.

– Под землей пролезли, – на багровом лице Епифанова было выражение охотника, от которого только что скрылся зверь.

– Показывай.

В подвале особняка, который уже вовсю обыскивали сыщики, в старинной кирпичной кладке дальней боковой стены имелась дощатая, обитая кованым железом дверца, высотой метра в полтора или чуть больше. Она была настежь распахнута.

Епифанов скрутил в жгут какую-то бумажку, зажег ее, посветил внутрь. На земляном полу, поверх толстого слоя пыли, ясно отпечатались чьи-то следы.

– На плане дома подземного хода нет, – виновато проговорил старший агент.

– Куда ведет? – спросил Бабушкин.

– Наши зашли, ждем.

Посланные в лаз агенты вернулись минут через пятнадцать по верху. Подземный ход из особняка в Староконюшенном вывел их в соседний Хрущевский переулок, в подвал дома на углу Пречистенки. Дверь, ведущая из подвала, была выбита изнутри и висела на одной петле. Искать следы человеческих ног на утоптанном дворе оказалось бесполезно.

– Утром свет горел, – сообщил Епифанов.

– Скрылись часа три назад. Может, даже два, – уточнил один из сыщиков, успевший обследовать кухню. – С утра ели и печь топили.

– Я в своих людях уверен, – ответил на невысказанный вопрос Ушакова генерал-майор. – Время начала операции кроме меня знал только Ивлев. Он человек много раз проверенный. За домом наблюдали мои самые незаметные филеры – беспризорные.

– Говорите, осторожный этот дьявол? – задумчиво произнес Ушаков, имея в виду Камо.

В этот момент во дворе особняка произошла какая-то глухая возня. Затем в переднюю, где они вели разговор, ввалился еще один сотрудник Особого отдела.

– Господин генерал, – обратился офицер к Бабушкину, – задержали подозрительных.

– Кто такие?

Генерал толкнул от себя входную дверь. На коленях, прямо на снегу, стояли двое без шапок, в наручниках. Обоим лет по двадцать пять или тридцать, один худой и невысокий ростом, второй на полголовы выше и в теле. Одеты тепло, в не стесняющие движения меховые куртки и плотные шаровары, оба в валенках.

– Ребята засекли их наблюдательный пост в угловом доме, на чердаке. Стекло блеснуло, – пояснил сыщик, показывая отобранный бинокль.

– Ого, на славу подготовились! Оружие?

– У каждого по самозарядному «Кольту».

Бабушкин в своем генеральском облачении приблизился к задержанным.

– Вы кто, молодые люди?

– Военная контрразведка, ваше превосходительство, – шумно дыша, признался тот, что был выше ростом.

– Полковника Зыкова служба?

– Так точно.

Немой сцены, которая за этим последовала, не устыдился бы сам Николай Васильевич Гоголь.

В министерство Ушаков вернулся через три часа после своего выезда на Неглинную. Он закономерно ждал вопросов, но их не последовало. Десятью минутами ранее Зыков и Николаев отбыли на совещание в Кремль. По пути штабс-капитан купил экстренные выпуски нескольких газет. Там бушевала буря.

«Борис Савинков обвинен в измене! Связано ли это с его политической активностью?»

«Прокуратура дает понять: Савинков опять взялся за старое!»

«Конец карьеры террориста и авантюриста!»

«Россия» Шульгина поливала арестованного политика пуще всех. Именно с ее полос Савинкова заклеймили как авантюриста, напомнив о его усилиях по расшатыванию страны еще при царе. Автор передовой статьи, кажется, был неплохо осведомлен о ходе следствия, так как открытым текстом («из надежного источника») сообщал о сношениях Бориса Викторовича с эсерами.

Кадетская «Речь» высказывалась осторожнее. Напоминая о том, что виновность может установить только суд, она выражала надежду на беспристрастность отечественной Фемиды. Публицист «М.Ф.» перечислил и бесспорные заслуги Савинкова в борьбе с большевизмом, на которые нельзя закрывать глаза.

«Московские ведомости» заняли позицию где-то между «Речью» и «Россией». С одной стороны, по их мнению, нельзя терпеть заигрывания с теми, кто совсем недавно прислуживал комиссарам. С другой стороны, как подчеркивало издание, факт сотрудничества Савинкова с эсеровским ЦК еще следовало доказать.

Ушаков опять вспомнил глаза Ольги, устремленные на него у арестантского фургона, и едва не заскрипел зубами. Рассказ генерала Бабушкина ничуть не изменил его отношение к девушке. Теперь он еще лучше понимал ее воспоминания о трагедии Ярославля и, откровенно говоря, восхищался целеустремленностью и внутренней силой своей новой знакомой. Только захочет ли она общаться с ним дальше?..