Седьмого в тринадцать

За соседним столом увлеченно делили воображаемую власть. От внутренней политики там обратились к внешней. Кто-то из офицеров (Полянский, кажется) громогласно доказывал, что никакой Украины не существует, и эту фантазию австрийского генштаба поддерживают только в Варшаве, а батька Махно вот-вот будет пойман и понесет заслуженную кару.

«Эти точно не воевали, – согласился с оценкой Ольги штабс-капитан. – Интенданты или адъютанты? Хотя какая, в самом деле, разница».

– Каппель действительно приказал не брать в плен латышей? – вдруг спросила Ольга.

– Не вполне.

– То есть?

– Их казнили по приговору суда как иностранных наемников, – объяснил Ушаков.

На Страстном бульваре, вниз под уклон, мела поземка. Извозчик высадил их у дома №6 – длинного капитального строения в пять этажей, с высокими окнами и почему-то всего лишь тремя балконами посреди фасада.

– Я здесь квартирую, недалеко от редакции, – сказала Ольга.

В «Эрмитаже» они просидели недолго, да и час уже был поздний. Ушаков еще узнал, что в Добровольческой армии Ольга служила в Осведомительном агентстве, переименованном позднее в Отдел пропаганды при правительстве. Одной из задач агентства было нести в народ правду о преступлениях Третьего интернационала и противостоять большевистской агитации. Насколько знал штабс-капитан, в ОСВАГе преобладал довольно сильный антисемитский дух, и в свете данного факта дневной инцидент при пересечении Большой Дмитровки с Камергерским переулком выглядел еще нелепее.

Впрочем, Ольга не была похожа на примитивную националистку. Она не скрывала, что работает ныне у Савинкова по убеждению. «России действительно больше подходит монархия, но не такая, как при Романовых. Старая аристократия себя исчерпала, и в великого князя в роли будущего царя я не очень-то верю». Такой ответ получил Ушаков на вопрос о ее собственной политической позиции.

– Савинков надеется на мужицкого царя? – штабс-капитан обнаружил свое знакомство с темой.

– Это упрощенный лозунг. Но, да, если рассуждать по существу, то без опоры на крестьян монархии быть не может. Они приняли нашу победу, ужаснувшись коммунизму, однако это не значит, что можно почивать на лаврах. Под нами вулкан, и он еще не потух до конца.

Сводки о настроениях населения, которые успел пробежать глазами Ушаков, гласили, что вокруг Москвы, действительно, не всё спокойно. Военная контрразведка слала тревожные донесения с мест. Амнистия рядовым Красной армии и дезертирам привела к тому, что в села и деревни стало возвращаться множество мужчин с опытом службы, а часто и с оружием. Куда они качнутся, когда пройдет зима и наступит теплое время, сказать было трудно. Эсеровские, и не только эсеровские агитаторы подогревали слухи о том, будто Верховный правитель отберет у мужиков всю землю, пожалованную ленинским декретом.

Временный начальник Тамбовской губернии, например, в состоянии, близком к панике, рапортовал: бывший милиционер Антонов собрал вокруг себя многочисленную шайку, дерзко нападающую на местную стражу. Раньше его партизаны держали в страхе красных, ныне же парализовали всю новую власть. Хорошо еще, что адмирал отменил продразверстку, а иначе массовый взрыв уже случился бы, делал вывод губернатор и слёзно просил прислать войска в помощь ему…

– Здорово излагаете, – похвалил офицер девушку. – Пишете, наверное, тоже?

– О, чем только мне не приходилось заниматься! И не думайте, я не идеалистка. Просто, как говорит Борис Викторович, надо расширять социальную базу режима.

Настало время прощаться.

– Позвольте, я провожу вас до квартиры, – предложил Ушаков. – Бандитов пока в Москве хватает, поэтому мало ли что…

Ольга впервые после рассказа о Ярославском восстании улыбнулась.

– Помните мои слова около подъезда нашей конторы?

– О том, что можете постоять за себя? Помню, но всё равно буду волноваться.

– Ладно, тогда идемте.

В арке и во дворе, так же, как и на грязноватой лестнице внутри подъезда, не оказалось ни души. Ольга остановилась на третьем этаже.

– Пришли.

– Я хотел бы увидеться еще, – сказал штабс-капитан.

– Убеждены?

– Совершенно.

Они помолчали немного, словно оба собираясь с духом.

– Звоните, – ответила Ольга, вытаскивая связку ключей.

Ушаков тронул ее руку в перчатке своими пальцами и, не оглядываясь, быстро сбежал вниз по лестнице.

В то время, когда штабс-капитан Ушаков прощался с Ольгой Вяземцевой, надеясь на новую встречу, на Пречистенке, в Староконюшенном переулке, было так же пусто и тихо, как и во дворе дома №6 по Страстному бульвару. Светились считанные окна, из них только одно – в старинном двухэтажном особняке по четной стороне. Этажей в нем, говоря строго, было не два, а скорее полтора, поскольку желтоватые стены нижнего этажа до половины уходили в землю. Его хозяева весной 1918 года бежали в Киев, под защиту гетмана Скоропадского и германской армии. Их дальнейшие следы затерялись где-то в порту Одессы. Красные, конфисковавшие особняк, открыли там райком комсомола.