Сделай ставку и беги

Новое время. Прежние люди. Годы 1992 – 1993. Докладная министру

Невыспавшаяся, раздраженная утренняя толпа вынесла Антона Негрустуева из метро «Добрынинская» и едва не швырнула о тротуар. Удержался он на ногах, лишь опершись руками о витрину «Секс-шопа», в которой красовался могучий искусственный фалос, бесстыдно воткнутый в латексную вагину, – предприятия оборонной промышленности наладили выпуск товаров первой необходимости.

К октябрю 1992 году Москва, совсем недавно угрюмая, обреченная, притихшая в ожидании голода, преобразилась. После выхода Указа о либерализации торговли полупустые прилавки магазинов начали наполняться товаром. На улицах и площадях одна за другой возводились коммерческие палатки. У кого не хватало денег на лицензии, торговали без всяких разрешений, примостившись у стен зданий или в переходах.

Меж торговых рядов похаживали насупленные патрульные милиционеры. Плотоядно присматривались, но пока никого не трогали, – с нетерпением ждали специальных разъяснений.

Продавалось всё, – кому что Бог послал. На коробках и ящиках раскладывали рядком колготки, лезвия для бритья, презервативы, видеокассеты вперемешку с хлебом, квашеной капустой, консервами. У самых оборотистых можно было найти «Марсы» и «Сникерсы», – из-за сорокапроцентных акцизов отечественный шоколад перестали выпускать вовсе.

После отмены государственной монополии на спиртное повсюду торговали «паленой» водкой и фальсифицированным спиртом «Ройяль».

Антон с тоской поглядывал на покрикивающих бабок, теток, мужиков в полном соку, еще вчера стоявших у станка, а сегодня весело, азартно торгующихся.

Россия пока не начала осваивать Египет. Но торг велся вполне по-египетски.

Отовсюду доносилось:

– Сколько просишь? – Сто пятьдесят. И то себе в убыток. – За тридцатку отдашь? – А то!

Обнищавшая, распродающая картины и книги из дома интеллигенция стыдливо жалась по уголкам, – а что остается делать, если средняя зарплата по Москве пятнадцать-двадцать долларов?

Зато первые бойкие молодцы с табличками на груди – «Куплю ваучер», «Продам ваучер» набрасывались на прохожих прямо-таки с цыганской настырностью. Цыганок, впрочем, тоже хватало.

Казалось, бросились торговать все слои населения. Страну-труженицу в одночасье превратили в страну-спекулянтку. Пресловутый путь к рынку проложили через базар.

Пройдя по длиннющему захламлённому переходу, Антон вышел на противоположной стороне Садового кольца, возле крохотного углового магазинчика. За выходные успел преобразиться и он. Вместо привычной вывески «Продукты» над входом появилось гордое и загадочное – «Минисупермаркет».

Через десяток метров Антону пришлось остановиться и пропустить сразу три грузовика, въезжающих на территорию жилого дома в глубине Житной. В кузовах всех трех погромыхивали гаражные конструкции.

Резко возросло число угонов. И московские дворы одевались в «ракушки» и «пеналы», – угрюмые и нескладные, как броневики и танки времен Первой мировой.

Без десяти девять Антон Негрустуев подошел к квадратному зданию Министерства внутренних дел и, предъявив удостоверение, прошел внутрь. Вот уж скоро год как его перевели сюда из следственного управления Москвы.