Такие вот семейные разбирательства эпохи перехода от новой экономической политики к обострению классовой борьбы. Которую голубая маркиза вообще не замечала, полностью оторвавшись от масс. «Я уговорила его переехать к нам на некоторое время, пока он болен. И он неожиданно согласился… И я была удовлетворена — я победила, я сильная… Но… полной „победы“ я никогда не дождалась!»
Вера Владимировна не несла никакой общественной нагрузки, не шагала в ногу со временем. Но личной индивидуалистической свободы в эпоху сворачивания нэпа она, в отличие от частной торговли, все-таки добилась.
«Михаил понемногу высказался — сначала сказал, что, м. б., он был неправ в нашем разговоре, требуя безграничной свободы для себя и всячески ограничивая мою; сказал: „Может быть, я ничего не буду иметь против того, чтоб у тебя был любовник, если это будет обставлено прилично…“»
В самом деле, в ихнем семействе тоже должно быть равенство мужчины и женщины! Вера Владимировна до такой степени оторвалась от коллектива и замкнулась в свои индивидуалистические переживаньица, что совсем забыла, насколько в новом социалистическом обществе ценится прежде всего женщина-труженица, женщина-боец. А она в совершенно разлагающейся манере на пороге сплошной коллективизации рассуждает про свою наружность!
«Все же я недурна собой — выше среднего роста, тоненькая, изящная…
У меня каштановые с золотистым отливом волосы — беспорядочная, кудрявая головка. Не модно, но стильно. Мой стиль…
Личико — маленькое, миловидное…
Когда подвожу ресницы и брови, а то и губы — получается совсем неплохо.
Глаза — не маленькие, голубовато-зеленые. У меня бывает нежный, певучий голос, когда я захочу…
В большинстве случаев говорю быстро — как будто тороплюсь скорее высказать то, что надо сказать… В детстве папа звал меня „тараторкой“…
Когда я говорю об интересном — вся загораюсь, и в глазах зажигаются искорки.
Иногда же бываю очень спокойной и рассудительной — говорю медлительно…»
И в 1930 году, когда вся страна боролась за выполнение пятилетнего плана, Вера Владимировна таким вот невеселым образом подводила итоги своих мелких жизненных планчиков:
«Сегодня 28 июля — 13 лет моей жизни с Михаилом. 13 лет назад произошло то, что „связало наши жизни“.
Жалею ли я об этом? Этот человек не дал мне счастья… Немножко „яркой страсти“ в молодые годы, несколько лет „обеспеченной“ жизни в зрелые — вот и все, что я от него имела.
Несколько „приятных“ разговоров с умным человеком — вот еще можно прибавить…
И это — всё…»
Нет, еще не всё.
«Сегодня Михаилу 35 лет… Ведь „тогда“ — я „подарила ему себя“ — наивно и романтично.
Сегодня же я подарила ему ¾ банки абрикосового варенья — на целую не могла уже достать абрикос. Он был очень доволен, наверное, не меньше, чем 13 лет назад… Подарила ему еще флакон одеколону — „Шипр“, он любит, устроила „праздничный обед“ с пирогом».
Но Мишель до такой удивительной степени старался быть обыкновенным гражданином, что после обеда, несмотря даже на дождь, укатил на бега.
«Хотя бы он догадался, — мечтала Вера Владимировна, — привезти мне какой-нибудь подарок к сегодняшнему 13-летию». Но отдавала Мишелю и справедливость: он-де из 1000 рублей, полученных из «Мюзик-холла», отвалил ей целых 200 р. «Правда, мне было бы приятнее, если б он сам купил мне что-нибудь, привез бы из Москвы какой-нибудь маленький подарок…»