Сапфировый альбатрос

«Что же дает он мне?

Он делится со мною своими мыслями, он передает мне темы и сюжеты своих произведений, он читает мне свои рассказы и дорожит моим мнением, хотя и высказывается порою, что не вполне полагается на мое критическое чутье. Я исправляю его рукописи, просматриваю корректуры, иногда даже переписываю рукописи — т. е. являюсь товарищем-помощником. Я забочусь о его столе, его белье, вообще веду хозяйство — хотя мы и живем отдельно, играю роль полуэкономки, полуприслуги.

Что же еще? Я являюсь ему другом, потому что мне он сообщает все мелочи и частности своей личной жизни, я выслушиваю его бесконечные жалобы на слабое здоровье. Да, как друг, как хозяйка, как помощница я ему нужна. Он огромный эгоист, больше, чем кто-либо, во-первых, во-вторых — он слишком поглощен своим творчеством и своим здоровьем, в-третьих — у него нет любви ко мне».

Мишель, случалось такое, даже временно от нее вообще отселялся. Оттого что, считала Вера Владимировна, он чересчур слишком отдался своему творчеству и из-за этого совершенно запустил живую человеческую жизнь. А спроси его, чего он вообще любит в этой жизни, так он нахально отвечает, что любит хорошее слово, хорошую фразу и хороший сюжет — обратно только свое так называемое искусство. Правда, сына он любит, признавала Вера Владимировна, даже гордится им и ждет от него невесть чего.

Непонятно с чего. Ничего толкового из того и не вышло. Типичный путь из мажоров в лузеры. Такое вот лицо семьи.

«Нет, Михаил все-таки милый… Человек, кот. никогда не скажет такого слова, от кот. может покоробить. Удивительное у него чувство меры! Да и вообще-то порода в нем чувствуется, барство, размах широкий, глубина…»

«Михаил сказал, что он самый знаменитый писатель в России. А я подумала: а я самая несчастная женщина в России».

«Он эгоист. И гордится собой. М. б., он и имеет на это право…»

«Он говорил: „Какой ты тяжелый человек, какая ты ужасная, я не могу оставаться у вас, я чувствую, что заболеваю от разговоров с тобой“.

Но когда я предложила ему: в таком случае, если ему так тяжело со мной, если так удручающе действует на него наша обстановка, несмотря на все мои старания создать что-то хорошее, — предложила не приходить к нам вовсе, он возмутился: „Ты не имеешь права запретить приходить к вам, я должен иметь обед, я имею право требовать минимальной заботы о моем белье и помощи в переписке“.

Да, он был эгоистично безжалостен и жесток!»

«Говорил, что не любит меня и ничего не может с этим поделать — что „из пальца любви не высосешь“ — его миленькая фраза!»

Он еще и выкрикнул: «Ты старая баба, иди к черту, ты мне надоела!», — это в еёные-то 29 лет! А этот изверг испугался только за ребенка, который тоже плакал и кричал, и поэтому призывал к ней: «Вера, перестань, пожалей мальчишку!»