Кажется, это и Феликс понял. Напротив романизированного причтового дома Шведской церкви весь в великоватом белом железный Феликс не кричал и не размахивал руками, он только снимал на видео возню у своих ног блестящим глазастым сундучком, при помощи черной петли надетым на правую кисть, словно свинчатка. Обносившийся бескрылый демон, лузер в позе лидера. Перед ним двое работяг в блеклых синих комбинезонах мрачно отколупывали фомками от уличных плит золотящихся на солнце последних светло-рыжих кур (ликующий петух с четверкой своих сияющих супружниц уже лежали на боку вместе с серыми пластинками пьедестальчиков). Двое дюжих полицейских, спиной к нам, пытались ему внушить, что съемка без разрешения не дозволяется, но к насилию не прибегали, только пытались перекрыть ему обзор, а он, упоенный презрением, вытягивал свой сундучок то влево, то вправо, демонстративно их игнорируя, словно ему мешали снимать какие-нибудь коровы. Картина и без мордобоя выглядела эффектной: тощий полуседой Дон Кихот в белом — неукротимая Моська, и два плечистых молодца в черном, только любоваться этой картиной было особенно некому. Двое мужчин в серьезных костюмах были, по-видимому, распорядители, а остальные восемь-десять молодых людей и девиц походили на уличных зевак. Они не приближались к мемориальному объекту, но из-за них я не мог разглядеть главного — альбатроса.
Я увидел его только тогда, когда меня, полуобвисшего на ее теплом мраморном плече, Муза доволокла до зевак и постукиваниями пальцев по плечу попросила их раздвинуться. Альбатрос был сапфировый, как сгустившаяся к зениту предосенняя синева, и, завернувшись в могучие угловатые крылья и опустив свой гоголевский клюв, старался не видеть постыдной сцены, в которой ему приходилось участвовать.
В эту минуту работяги, тоже не поднимая глаз, завалили последнюю курицу и принялись за альбатроса. Сначала им никак не удавалось его поддеть, а потом в какие-то невидимые щели они разом вбили свои фомки и так дружно на них насели, что альбатрос не просто с треском оторвался от своей плиты, но даже довольно высоко подпрыгнул.
А потом развернул свои могучие синие крылья и, неспешно ими взмахивая, начал вычерчивать ввинчивающуюся в небо круговую спираль.
И тут я увидел нашу кучку его глазами, и для этих глаз на земле не было союзников. И железный Феликс, и менты, и работяги с фомками, и мы с Музой — мы все были бессмысленными шевелящимися комками, интересными только в одном отношении — как бы не попасться нам в лапы.
Но когда он уверился, что мы ему больше не опасны, он резко взмыл вверх и через несколько мгновений слился со сгустившейся к зениту предосенней синевой.
А мы исчезли.