Сапфировый альбатрос

Принимай насильника, хозяева!!
Муж, стели постелюшку пуховую
Кружевною простынью шелковою,
Чтобы было где с лебедкой белою
Тешиться-любиться ночкой целою,
С той лебедкой ли — с твоею женкою,
Гибкой, хрупкою былинкой тонкою!
Я Верунькой, полонянкой милою,
Коль не дастся — овладею силою!!
А тебе, бессильнику осклизлому,
Время к черту выметаться из дому!

Это он про Мишеля так-то! Бессильник да еще и осклизлый!

А сам-то Браунинг чего об себе понимает?

«Жизнь моя искалечена, у меня уцелела только одна вера — Ты, которая вчера придумала и уготовила мне такую нечеловеческую пытку.

Я пишу Тебе — ибо знаю, что и сегодня мне не удастся целовать твои холодные ноги, обнажать твое с ума меня сведшее плечо. Даже в этом мне отказано тем, кто может, когда только захочет, брать и обнажать Тебя.

Веруня, где я возьму слов, чтоб опьянить, одурманить, покорить Тебя, вот точно так же, как опьянила, одурманила и покорила Ты меня своими пытками — твое плечо, твоя нагая спина, твои ноги, когда я расстегиваю кнопки и вижу милые кружева самого интимного, самого дорогого…

Я хочу Тебя, я не могу терпеть этой пытки — отдайся мне: дай мне счастье, дай мне творчество, дай мне жизнь. Пусть жизнь втроем — я соглашусь и на эту пытку, после пыток этих дней.

Я знаю, ах, как я знаю, что и сегодня мне не удастся остаться с Тобой, мучаться в застенке твоей спальни: он уже ПОЧУЯЛ, он не уйдет и сегодня.

Прощай, любимая!»

Но через пять дней после «прощай» обратно «здравствуй»:

Пишу Тебе, угрюмо, но спокойно:
Страсть — улеглась… под кнут, под эшафот;
На сердце, некогда пылавшем знойно,
Кровавой коркой нарастает лед.
…………………………………………
Тоска моя, огромная, как солнце,
Покоя Твоего не возмутит.
Мои порывы дерзостны и резки,
Я — грубый зверь, я — грязный троглодит;
Задерни шелк сигнальной занавески
И позднего любовника не жди.
Твое плечо, спина твоя, колена —
Пусть соскребут клеймо голодных рук,
Развеют чары чувственного плена,
Преддверья длительных постельных мук.
Они правы, почтенные индюшки,
И Твой самец, он — тоже прав. Увы! —
Нельзя швырять с размаха на подушки
Такой бесценно милой головы.
Они правы: им это непонятно,
Как можно, косы на кулак навив,
В Мадонне самку пробуждать стократно,
Дыханьем жарким святость растопив.
Прощай навек: любовь моя — распята,
Засечена кнутом воловьим страсть…
Прощай навек, желанная когда-то:
Ты потеряла надо мною власть.

Вчера потеряла, а сегодня обратно нашла:

Все это ложь, что я писал вчера!
Покинут я, и вот, я — умираю:
Под обух рокового топора
Покорно голову мою склоняю.
Рази, Судьба! Не все ли мне равно:
Жить, как живу, иль гнить в могиле смрадной,
Когда погасло милое окно
И вполз мне в душу сумрак безотрадный…