С видом на Нескучный

Конечно же, ничего не прошло – Альбина с упоением продолжала болеть и с не меньшим упоением наблюдать за страданиями мужа. «А ты как думал? Тебя, сопляка, взяли в дом. Заставили окончить институт, поили, кормили, одевали. А тут нате: жена заболела, и захотелось свободы? Жалкий слизняк! Трус. Даже не трус – трусишка! Закрутил с молодой и решил сбежать? Как же, попробуй!» И не бежал – а как сбежать? Как оставить человека, который нуждается в помощи? Как посмотреть в глаза детям? Поручить их заботам мать? Дети не справятся. Да и к тому же Альбина отравит им жизнь. Манипулятор из нее великолепный, с опытом, настоящий профессионал.

– Отпусти меня, Аля, – как-то заплакал он, – умоляю тебя, отпусти!

– А разве я тебя держу, Пашечка? – жалобно захлопала глазами жена. – Разве держу? Конечно, иди! Иди, миленький! Ты так мучаешься, мой мальчик!

В глазах Павла вспыхнул огонек надежды:

– Правда? Ты меня отпускаешь?

– Иди, – кивнула она и закашлялась, схватившись за сердце, – конечно, иди! Только вызови «Скорую»! Так прихватило…

Тогда он понял окончательно – не отпустит. Будет держать, как клешнями, но не отпустит. Что делать? На все наплевать и уйти? Вот прямо сейчас, не дожидаясь приезда «Скорой»? Дети дома, откроют! Врачи окажут помощь, померят давление, сделают укол. В конце концов, заберут в больницу, сколько раз это было! Справятся, разберутся. А ему надо бежать. Вот прямо сейчас, сию минуту! Бросить в портфель пару трусов и носков, две рубашки – и драпать! Только куда? Драпать было некуда. Совсем некуда было драпать. К матери нельзя, к отцу тоже – тот женился и привел в свою комнату молодую жену. Потом родилась дочка, сестра Павла. С ними он почти не общался, чужие люди – так, поздравлял отца с днем рождения и с Днем Победы. Друзей у него не было, Альбина давно всех разогнала – зачем ей в доме молодые мужчины с молодыми женщинами? С коллегами он не дружил, максимум на сигаретку или на чашку кофе.

К любимой? И туда был путь заказан. Нет, Лина бы его приняла! Скорее всего, приняла! Но там дочь и мать. Про ее мать быстро все понял – с таким типажом он был знаком.

Когда до Лины дошло, что он не уйдет, накал страстей стал угасать. Скорее, так – Лина стала спокойнее. Ну и Павлу сделалось легче – Лина молчит, он тоже. А отмалчиваться и не принимать решений ему было привычно. Выходило, что Альбина права – трус и слабак, жалкий слизень. И поделом ему – жить с ненавистной женщиной, терпеть ее капризы и претензии. Но были еще дети. Дети, которых он искренне любил.

Тамара Андреевна называла его любовничком. Не любовником, а любовничком, пренебрежительно и презрительно, не уважая не только его, но и чувства единственной дочери.

Какой он любовник и уж тем более любовничек? Он был любимым мужчиной. Только мужчиной ли? Можно было расценивать его нерешительность по-разному – или слабак, или приличный человек. Как удобнее.

Но ложки дегтя капали в бочку с медом. Не ложки – половники. Участвовали в этом все – в первых рядах мама, потом Ламара и Светка, подружки. Светка была институтской подружкой, тогда еще очень близкой. Дружили они взахлеб. Созванивались по вечерам, тогда, в те годы у Лины была острейшая потребность делиться. Делиться в подробностях – что сказал и как это трактовать, как посмотрел, как попрощался, сколько раз за день позвонил, как встретились в курилке и в буфете. Светка вздыхала и принималась комментировать. После комментариев следовал вывод:

– Линка, он никогда не уйдет из семьи! Почему я считаю, что он тебя не любит? Ты дура? Вот где ты это услышала? Я искренне считаю, что он влюблен. Но оттуда он не уйдет! Слишком крепкий якорь, слишком много морских узлов! Да и баба эта, Анжела, ой, ну хорошо, Альбина, какая разница! Что Альбина, что Анжела, что Афродита! Из одной серии! Ну не могу запомнить, ага! Девичья память! А ты что, за нее обиделась? В общем, Линка, не трать золотое время! Да и вообще, – Светка со звуком затягивалась, – он тебе нужен? Ну если по большому счету.

– Что значит – нужен? – возмущалась и обижалась Лина. – У нас любовь!

– Или морковь, – подхватывала Светка. – Линка, ну ты же понимаешь, о чем я?

Лина обижалась и пару дней не звонила. Потом все проходило и снова начинались бесконечные разговоры и обсуждения.

В юности Светка была тонкой, звонкой и легкой – хохотушка и веселушка, все проблемы рукой разведу, «все ерунда и пыль, ты что загрустила?». С ней было легко и весело. За плечами два неудачных брака, два развода, куча любовных историй и – одиночество. Одиночество, которое Светка яростно скрывала:

– Ты что, дура? На черта мне новый муж? Чтобы снова тащить его на себе? Не-ет, извини! Я хочу быть свободной.

Врала. Замуж хотела. Только не получалось, вот и злобилась. Плюс не очень удачный, проблемный сын, появляющиеся болячки. Светка думала о будущем и очень боялась немощи и нищеты. Ну да, правильно, на сына надеги нет, родители старые и нищие, да и любовнички, если по-честному… Кабак, койка, в лучшем случае флакон духов на Восьмое марта.