— Значит, надо быстрее искать Аксианта! — воскликнула Зерина. — Может, Харта ещё удастся вызволить!
Дин покачал головой, и его глаза покраснели.
— А мы… мы-то что будем делать теперь? — спросил Алед.
— Может, опять уйдём странствовать? — предложила Вильта.
Дин вздохнул.
— Нет, что вы. Нас немедленно арестуют — и на виселицу. Театр теперь в прошлом. Вы мне как дети, но больше я ничем не смогу вам помочь. Ищите работу, устраивайтесь, кто как сумеет.
— А как же вы, дядюшка Дин?
Он молча пожал плечами. Повисла тягостная тишина.
— Вспоминаю, что мне сказал Эдвин, когда наш театр в Адаре сгорел, — вдруг произнёс Эрид.
— Что? — все оживились.
— Что ничего не пропадает зря. Что даже если будут уничтожены все наши пьесы, сожжено здание, и нам запретят играть, наш театр останется жить — просто потому, что мы его любим. И когда-нибудь в будущем кто-то другой соберёт новую труппу, которая доиграет то, что не доиграли мы, даже если ничего не будет знать о нас и о наших судьбах…
В начале августа Эдвину и Диаманте пришло несколько писем. Родители рассказывали о новостях в замке, Мариен сообщал, что ненадолго уедет по просьбе Аксианта. Третий конверт был от Зерины.
— Странно, — пробормотал Эдвин, распечатывая его. — Раньше письма всегда отправлял Харт.
В конверте был большой закапанный слезами лист, исписанный рукой Зерины, со сбивчивым, но подробным рассказом о спектакле и о том, что случилось дальше — и письмо Харта.
«Эдвин!
Я не знаю, что будет со мной, что будет сегодня… может статься, это моё последнее письмо.
В чём дело, рассказывать долго, сейчас времени нет. Зерина расскажет, если что. В общем, я сделал то, что хотел. И не жалею. Я ведь не раз говорил тебе — ты не такой, как я. Ты служишь Миру Неба, умеешь лечить людей. А я ничего этого не умею. Я обычный человек.
Всё, что я мог — просто сказать правду. Я сказал — и счастлив. По-настоящему счастлив!
Спасибо тебе. Спасибо за всё! Благодаря тебе я понял самое главное. Жалко, что не могу поговорить с тобой. О многом хотелось бы поговорить. Если не доведётся больше встретиться — знай, что я до последнего вздоха твой друг.
Прощай.
ГЛАВА 14. Мариен
Дул свежий ветер, морские волны с шумом разбивались о берег. Аксиант соскочил с коня и постучал в знакомый дом на краю рыбацкого посёлка. Фригитта открыла и неодобрительно посмотрела на него.
— Зачем приехал?
— Поговорить с тобой, — растерялся Аксиант. — А ты что, совсем не рада меня видеть?
— Заходи.
Аксиант прошёл в дом, сел за стол. Фригитта дала ему лепёшек и воды.
— Тебе не о чем со мной говорить. Ты уже всё знаешь! А сейчас теряешь время. Ты выронил время из рук и разлил, как я только что разлила молоко, — и Фригитта кивнула на пол, где валялся ещё не убранный разбитый кувшин.
— Я хотел спросить о Морбеде. Он действительно собирается отомстить Рэграсу?
— Действительно! Зачем ты спрашиваешь, когда сам всё знаешь?
— Он действительно сделал что-то с шёлком?
— Слепое сердце гораздо хуже слепых глаз! А сердце Рэграса совсем ничего не видит! Поезжай назад. Разлитое молоко уже не соберёшь. Потерянное время не вернёшь.
— Я не смогу остановить Морбеда?
— Всё, что ты теперь сможешь сделать — это подобрать с пола черепки от разбитого кувшина. Рэграс в опасности, а твоя нерасторопность может погубить ещё троих.
— Кто эти трое?
— Твой сын, твой помощник и твой друг. Хватит спрашивать меня! Спеши! Торопись! Мне надо убрать с пола кувшин, и у тебя очень много работы!
Аксиант поскакал назад и через несколько дней добрался до развилки дорог. Положил пальцы на перстень и прислушался. Мариен был у Элиаты, весь в работе. Аксиант повернул направо, на Тарину.
Он въехал в столицу в самый разгар дневного зноя. На сонных улицах было мало прохожих. Он поспешил во дворец, чтобы поговорить с Рэграсом, но Рэграс уехал на несколько дней.
Аксиант разыскал Гидеона. Тот сидел в саду на скамье под раскидистым деревом и потягивал из бокала холодный сок.
— Что нового?
— Ничего, отец. Скука, жара.
— Гидеон, Фригитта подтвердила все наши подозрения. Предупредила, что Рэграсу грозит опасность. И тебе тоже.
— И что делать?!
— Сейчас же едем в Эстуар. Я попрошу у Аиты ключ и вернусь, а ты останешься в Лиануре.
— А как же дядя? Пока дядя в опасности, я не уеду!
— Гидеон!
— Я не хочу, чтобы он считал меня трусом!
— Это не трусость, а здравый смысл.
— Я должен доказать ему!