Русское язычество. Мифология славян

«Ой, не литай, сира утко, до озера води пити;
Засидают два стрельчики, хочуть тебе вбити». —
«Ой, як мини не литати до озера води пити:
Есть у мене на озери маленький дити.
В мене дити маленький нездужають в степ летити». —
«Ой, не ходи, удивонько, на цвинтарь тужити:
Засидают два диверки, хочуть тебе вбити». —
«Ой, як мини не ходити на цвинтарь тужити:
Положила миленького, зосталися мои дити,
Мои дити малолити, ни з ким мини жити».

В козацкой песне с уткою, плавающею по озеру, сопоставляется плачущая жена козака, ушедшего в поход.

На бистрому на озери геть плавала качка.
Не по одним козаченьку плакала козачка.

Утка означает мать в одной весенней игре с принадлежащею песнею.

Утка йшла по берегу,
Сирая по крутому,
Вела дитей за собою,
И старого, и малого,
И середнего з пид-бильшого.
Пиди, утиця, до дому:
В тебе семеро дитей,
Восьмий селезень,
Девятая утка —
Ворочайся хутко!

Селезень (по-малорусс. селезень, также в западной Малороссии качур) — образ молодца вместе с уткою, означающею девицу, составляет подобие любовной пары, а в свадебных песнях — жениха и невесты.

Пливи, пливи, селезеню, поки води стане;
Вийди, вийди, хлопчино, як вечир настане.
………………..
Ой, ти селезень, а я утинка;
Ти полинеш, а я тутенька.

Или:

Ой, на ставу, на ставочку,
Пиймав качур чириночку,
Посадив ю подли себе —
Люблю тебе, як сам себе.
…………
Де був селезень?
Де була утинка?
Селезень на ставку,
Утинка на плавку;
А тепер же вони
На одним плавку,
Та идять же вони
Дрибную ряску,
Та пьют же вони
З одной криници.
Де був Пархимко?
Де була Кулинка?
Пархимко у батенька,
Кулинка у свого,
А тепер же вони
За одним столом.

В одной песне изображается козак, который везет на возе девицу:

Козак ииде на конику,
Дивку везе на возику,
Поганяе коня та дрючиною,
Називае дивчину дружиною.

Он сопоставляется с селезнем, а девица — с уткою; последняя просит у селезня позволить ей покупаться, а селезень отвечает, что пустит ее, но в степи (там, где она не может в свое удовольствие воспользоваться свободою); так и козак обещает девицу, которую взял в девичьем венке, пустить под убором замужней женщины (или девушки, потерявшей невинность и потому обязанной покрывать волосы).

Селезень летить, утинку кличе,
А в его утинка та прохалася:
«Ой, пусти мене, мий селезеньку,
Та миж утята та покупатися». —
«Не тут тебе взяв и не тут пущу.
Узяв я тебе на синим мори,
Узяв я тебе в чистому поли.
Пущу я тебе та у виночку,
Пущу я тебе та у рубочку!»

В весенней игре селезень представляется молодцом, выбирающим себе девицу.

Ходить качур в гороховим винку;
Вибирай си, качурику, що найкрасчу дивку.

Утки, плавающие попарно, возбуждают тоску в одиноком молодце, по противоположности образа, видимого им, с его собственным положением.

Ой, зииду я на горбочок,
Та гляну я на ставочок:
Пливуть качки в два рядочки,
Одно другого впережае,
Кожна соби пару мае;
А я живу в Божий кари,
Не дав мини Господь пари.

Утка и селезень, подобно многим другим птицам, переносят вести:

Долив, долив, качурику, долив за водою,
Поклонись мому роду, що я сиротою.

Или:

Ой, пущу я утку по тихим Дунаю:
Пливи, пливи, утко, де родину маю.