Рок умер – а мы живем

Сейчас, убеждал себя Денис, ехать к ним рискованно – расслабится, ошалеет от встречи и не успеть на поезд, да и… Да и мало ли что случилось за эти два года. Может, лучше, чтоб они так и остались там, в воспоминаниях? Наверно… Скорее всего… «И, – вспомнил он, – надо ведь к Цою, Майку!..»

Сел в метро, доехал до станции «Лесная», нашёл Богословское кладбище. Самодельные указатели довели до могилы Виктора Цоя. Медленно выкурив сигарету и выпив бутылку «Бархатного» пива, Денис понаблюдал за девушками, живущими в палатке рядом с увешанной феньками и пацификами оградой. Хотелось спросить, откуда они, как спасаются от холода, но постеснялся. До поезда оставалось чуть больше двух часов – на могилу Майка Науменко на Волковом кладбище уже не успевал.

На перроне его остановил военный патруль.

– Что за вид, боец?! – в бешенстве округляя глаза, налетел старлей.

Денис вытащил из внутреннего кармана шинели паспорт, и офицер поник – задержание злостного нарушителя, а то и дезертира обломалось. Всё же пробормотал про форму одежды… Денис обошёл его, хмыкнул в лицо одному из сопровождавших старлея курсантов-артиллеристов. Нашёл свой вагон.

Тогда он был уверен, что очень быстро вернётся. Отоспится дома, отъестся, встретится с Димычем – и они снова рванут сюда. И тогда уж придут к Ольке с Наташкой, принесут цветы, конфеты, шампанское… Оказалось не так.

20

– Доброе утро, Денис Валерьевич!

– Доброе утро!

Чащин бодро вошёл в блестящую кабину с зеркалом во всю заднюю стену, нажал кнопку «3». Двери сомкнулись, лифт мягко толкнулся и пополз вверх… В зеркало лучше не смотреть. «Да почему?» Обернулся, пристально оглядел себя. Всё нормально. Среднего роста (метр семьдесят восемь), лет тридцати молодой человек в тёмном пальто и тёмном костюме, в руке узкий портфель, тёмные волосы зачёсаны направо и назад, лоб широкий, наметились залысины, но они только придают солидности; выбрит отлично, темно-синяя водолазка идеально сочетается с пиджаком.

Вчерашний трезвый и более-менее спокойный денёк, сидение дома, молчащие телефоны – Чащин отключил и мобильный, и домашний, – долгий глубокий сон, кажется, восстановили силы. Даже работать появилось желание… Прошлый журнал и не открывал, не видел, что получилось. Нельзя так – нужно любить то, что делаешь…

– Доброе утро, Денис Валерьевич! – зацвела девушка на ресепшен. Высокая, тонкая, но с отчётливой грудью. Чёлочка над бровями, выразительные, специально слепленные по две-три, ресницы – от этого взгляд более открытый и изумленно-глуповатый.

– Доброе утро! – Чащин подставил ладонь, на неё мягко опустился ключ. – Можно узнать, как вас зовут? – уступая своему бодрому настроению, спросил. – А то неудобно…

– Елена. – И девушка замолчала, ожидая от Чащина дальнейшего; он с улыбкой кивнул:

– Очень приятно. – Пошёл к своему кабинету.

А что, ведь она готова. Ближе к вечеру договориться провести вечер вместе, где-нибудь посидеть. Потом поехать домой… «А Димыч?» – ехидно напомнило внутри… Ну, сказать ему – пусть пойдёт погуляет, куда хочет. Пусть у Макса переночует… В голове раскручивалось возможное продолжение отношений с этой, с ресепшен. Нужно будет или дружить, точнее – сожительствовать (или как это назвать?), или притворяться, что между ними ничего не было. Делать морду кирпичом, молча и тупо брать ключ, разворачиваться и скорей уходить, пока не спросила: «Что вечером делаешь? Может»… Приходилось наблюдать такое – не позавидуешь.

– Денис… Денис Валерьевич! – непривычно строгий оклик секретарши заставил вздрогнуть.

Чащин остановился, заглянул в приёмную:

– Да?

– Игорь Юрьевич просил зайти, как появитесь. – Лицо хмурое, нет в глазах приятной и мудрой усмешечки, губы поджаты, уголки загнулись книзу. И Чащин, почувствовав нечто похожее на ужас – «неужели в прошлом номере напортачил?!», – чуть не вошёл к Игорю так, в пальто и с портфелем. Опомнился, кивнул секретарше:

– Понял. Спасибо.

Да, было страшно, как когда-то, когда учительница писала в его дневнике: «Родители! Срочно явитесь в школу!»; когда его, в числе полусотни вчера ещё свободных пацанов, вводили в ворота части, а из окон казармы засвистели, заорали с весёлой кровожадностью: «Шпротяры, вешайтесь!»

Подрагивающими пальцами не сразу попал ключом в щёлку замка. Крутанул, открыл дверь. Вошёл. Воздух за два дня выходных стал неживым, каким-то синтетическим, едко пахну´ло кожзаменителем… Чащин включил свет. Бросил портфель в кресло, стащил пальто. Уловил отражение своих шевелений в зеркале. Повернулся, присмотрелся… Жалкий видок. Жалкий. Ничем не замаскируешь несколько сумбурных недель, ежедневные, то крупные, то мелкие вливания алкоголя внутрь; никак не спрячешь этот страх расплаты за сделанную кое-как работу… Потёр туфли обувной щёткой, поправил причёску, вышел из кабинета.

Захотелось спросить секретаршу, зачем вызывают, что стряслось, но сдержался – это уж будет совсем неприлично. Стукнул костяшками в дверь. Приоткрыл.

– Можно?

Не получив ответа, открыл шире.

Игорь сидел в глубоком кресле возле журнального столика. На столике – бутылка коньяка, рюмка, тарелка с лимоном.