Рок умер – а мы живем

Со вздохом «Ладно, уломали» Наташка потянулась, достала из-за кровати гитару. Пересела на стул. Денис уставился взглядом на её белые, но уже суховатые, с узелками вен, ноги.

Некоторое время она настраивала инструмент – подтягивала и ослабляла струны, приговаривала, как бы извиняясь:

– Давно не брала… нет желания. – И наконец заиграла наверняка придуманную ей самой или, может, её давним, лодейнопольским, парнем мелодию (у автора, Юрия Лозы, мелодия была совсем другая) и после двух тактов запела:

У прилавка шум и гам, и суета, и толчея,
Всюду грязь и рыбья чешуя.
Попивают пиво свежего разлива
Рядышком такие же, как я.

А на припеве с азартной безысходностью вступили Димка, Денис и Олька:

Облезлые сте-ены,
Опухшие лица, мозги, животы.
Под хлопьями пе-ны
Навеки уснули дела и мечты.
Жизнь повернулась спиной
К пивной!..[25]

– Не забывайте нас. Ладно? – приобняв, попросила Дениса Олька. – Мы вас не забудем. Честное слово. Я… – приблизила губы к его уху, – я буду молиться.

Он вернулся в Питер ранним утром двадцать шестого декабря девяносто первого года. На перроне Финляндского вокзала сопровождающий раздал дембелям военные билеты и исчез, от греха подальше. Парни покурили у входа в метро, попрощались и разошлись. Многие были местные, некоторым до дома – несколько трамвайных остановок, а Денису предстоял путь ещё в четверо суток. Впереди, до поезда Ленинград – Красноярск, был целый день. Огромный и короткий день в этом городе.

Побродил возле вокзала, разглядывая набитые дефицитными два года назад вещами киоски. Кожаные куртки, стальные фляжки на кожаном ремешке, зажигалки «Зиппо», плееры, наушники, водка, копчёная колбаса, ряды кассет с недавно полузапрещёнными «Секс пистолз», «Кисс», «Автоматическими удовлетворителями», «ДК», «Гражданской Обороной»… Денис заглянул в продуктовый магазин на улице Михайлова. Безлюдно, прилавки пустые. Лишь детское питание «Малыш», солёный папоротник, плоские, как противопехотные мины, консервы «Килька в томате» и – неожиданно и нелепо – колонны из ящиков с пепси-колой… Денис достал деньги:

– Бутылку пепси, пожалуйста.

– А тара есть на обмен? – уныло отозвалась продавщица.

– Что, извините? – После полутора лет безвылазного пребывания на заставе Денис старался вести себя как можно вежливей; продавщица повысила голос:

– Бутылка такая же нужна взамен.

Денис удивился, ничего не понял и вышел.

Питер стал каким-то бесцветным, его словно бы окутала серая неподвижная дымка. Люди ходили вяло, опустив голову, машины ездили медленней, чем раньше… Или это Денису так с непривычки казалось, ведь в мечтах-воспоминаниях город представлялся ему ярким, светлым, кипящим движением.

Пошагал к метро – пора было ехать в училище.

– Здравствуйте, – сказал завучу, – я вернулся.

– И что?

– Хочу продолжать учёбу. Я здесь учился.

– А вы откуда к нам прибыли?

Денис назвал город.

– Мы таких больше не принимаем. Общежитие аннулировано, теперь у нас учатся только ленинградские ребята.

– Да? А мои документы? Аттестат…

– Мы всё отправили по месту вашей прописки. Так что, – и завуч развела руки, – прощайте.

Постоял в коридоре, поглазел на красивых, совсем не похожих на пэтэушниц – будущих малярш и штукатурщиц – девчонок.

После училища побывал в военкомате на улице Крупской, из которого его семьсот сорок дней назад увезли служить. Майор осведомился, где Денис будет жить, по какому адресу переслать его личное дело, а потом выдал паспорт с печатью «военнообязанный»… Тут же, на крыльце военкомата, Денис сорвал с шинели зелёные погоны, вытащил из фуражки кокарду. Теперь можно было не отдавать честь каждому встречному офицеру.

– Ну вот и всё, – выдохнул и пошёл не армейской, а свободной походкой, и в метро стал платить, как обычный гражданин.

Погулял по Невскому, из центрального телеграфа позвонил сначала родителям и сообщил, что вечером выезжает домой, потом Максу – что отслужил, но встретиться не может, торопится на поезд. Пообещал:

– Скоро вернусь. – Сейчас же встречаться с Максом, разговаривать, радоваться встрече не было сил.

Зашёл на Московский вокзал и оформил в воинской кассе проездной «до места приписки». Закурил в вокзальном дворике неподалёку от ларька, где два года назад продавали тошнотики. Теперь там продавали бюстики Петра Великого.

До поезда оставалось четыре часа. Куда поехать?.. Конечно, он помнил о девчонках. Сотни раз, прокручивая в воображении тот их танец с Олькой, смачивал семенем казённую простыню; мечта снова вернуться в их комнату давала силы быть несвободным, выполнять идиотские приказы, маршировать, замерзать на посту. Но он не писал им – так получилось, что ни Денис, ни Димка не знали их точного адреса, и в письмах все два года ругали друг друга за это. Один писал из Карелии, другой из-под Челябинска…