Рок умер – а мы живем

– Ты вот сам можешь понять?! – У Чащина свело челюсти от возмущения. – М-можешь понять, что мне завтра – на работу? Завтра мне надо встать в половине восьмого, привести себя в человеческий вид и ехать. И восемь часов там сидеть…

– Бросай её на фиг, если так напрягает.

– А-ай… – Чащин вышел из кухни. Наскоро почистил зубы… Спать пока совсем не хотелось, но часы показывали уже почти двенадцать – нужно было ложиться, иначе утром встанет варёным и весь день будет мучиться…

Только вышел из ванной, наткнулся на Димыча. В руках – початая вчера бутылка красного.

– Слушай, Дэн, можно я чуть-чуть?

– Пей.

– А ты будешь?

Чащин сморщился и снова хотел объяснить, что завтра ему нужно встать в половине… Но Димыч опередил:

– Ладно-ладно, всё, не мешаю. Извини.

В комнате был не то чтобы беспорядок, но как-то не так. Ощущение, что вещи поднимали со своих мест, крутили-вертели в руках и клали обратно, а мебель на несколько миллиметров, но передвинули. Неуютно стало, неродно…

Чащин раздвинул диван, стал вяло, не так тщательно, как обычно, заправлять постель. Вошёл Димыч, вытащил из своего рюкзака маленький старенький магнитофон Philips, раздражающе скрипя подкассетниками, нашёл нужную кассету. Объяснил:

– Я посижу там, «Гражданку» послушаю. Подзаряжусь.

– Только негромко.

– Конечно. – Димыч направился было на кухню, но тут же остановился. – Эт самое, кстати, мы с парнями на субботу первую репетицию назначили. Попробуем… Слышишь?

– Слышу, – буркнул Чащин, – посмотрим.

Разделся, выключил свет. Лёг. Потянулся к дистанционке, чтоб включить телевизор, но передумал. Не надо. Отвернулся к стене, закутался в одеяло. Закрыл глаза, попытался ни о чём не думать… Из кухни засочилась глухая, плохого качества, запись – бешено-тупая мелодия и рычащая скороговорка. И Чащин скорее не разбирал, а угадывал заученные когда-то наизусть, затверженные слова:

Не вейся шестерёнкой
В механизме государства,
Армейской мясорубке
Не давай себя жевать.

Назло-о! Поперё-ок!
Назло-о! Да поперёк!

Сторонникам порядка
Навреди как можно больше,
В проигранной войне
Сопротивляйся до конца.

Назло-о! Поперё-ок!
Назло-о! Да поперёк!

Шагай на красный свет
И нарушай правопорядок,
Законам и запретам
Поступай наперекор… [9]

12

Старшим пограннаряда его назначили за полтора года службы на заставе один раз. Тогда, выслушав приказ и ответив: «Есть!» – Чащин со своим младшим – шпрото́м Макаром – дошёл лишь до пятого километра. Топтать дальше тропу вдоль контрольно-следовой полосы, видеть спину Макара, бредущего по соседней тропе, бесконечный забор из колючки стало невыносимо, и Чащин велел младшему перескочить КСП по выпирающим из пробороненной земли валунам. Залезли в старый, но сухой, с аккуратными кирпичными стенами финский ДОС и раздавили флакончик «Флорены», запивая водой из фляжки. Помечтали о гражданке, и Чащин уснул, а Макар следил за часами.

Вернулись вовремя, но дежурный выбежал с перепуганной рожей:

– Звиздец вам…

За дежурным появилось и всё шакальё – начальник заставы, замполит, зампобою, прапор. И прямо тут же, у крыльца, началось: допросы, угрозы, стращания губой, прокурорским надзором, заёбами, тактикой в ОЗК… Потом приступили к реализации.

Макару, конечно, досталось меньше – младший пограннаряда человек подчинённый, да и Чащин нашёл в себе смелость сказать, что не дойти до положенного стыка с участком соседней заставы – только его идея. И Макара вскоре отправили чистить бочки из-под протухшей квашенки, а Чащин получил по полному расписанию…

Особенно свирепствовал зампобою старлей Пикшеев. Маленький, узкогрудый, с тонким визгливым голосом, но солдафон, каких поискать. Занятия по строевой, дать ему волю, проводил бы по пять часов в день; в его дежурство чистка оружия становилась общезаставской пыткой, а если Пикшеев был ответственным за уборку, бойцы – и деды, и старики, и шпроты – метались со швабрами и вёдрами с пенкой, как электровеники.

Но самое хреновое – Пикшеев любил следить за нарядами. Уходил тихо, так что даже часовой не замечал, пробирался лесными тропинками к КСП и наблюдал, как наряд выполняет приказ по охране границы, какова дистанция между старшим и младшим, молчат ли сосредоточенно или болтают, а главное – доходят ли до положенного места.

И в тот раз, оказалось, он тоже следил. Даже посидел возле ДОСа, убедился, что Чащин с Макаром дальше идти не собираются, сам сбегал на стык, забросал тропу сучьями – доказательство того, что Чащин на ней не был – и вернулся на заставу. Подготовил остальных офицеров к расправе.