Рядом со мной (ЛП)

— Боюсь узнать, в чем там дело, — говорит Рут, но при этом улыбается. Уильям споласкивает очередную тарелку, качая головой. Всё это так… нормально, так по-домашнему: он ужинает с давними близкими друзьями и своей девушкой — так непривычно. С Каро всё всегда было так драматично, так напряженно, так остро, что, пожалуй, впервые за всю его взрослую жизнь у него спокойно на душе.

Он тоже улыбается. В последнее время ему трудно не улыбаться, трудно не думать, как невероятно, что всё это происходит с ним. Он по-прежнему считает, что не заслуживает этого, сколько бы Виктория ни повторяла, что она с ним, потому что хочет быть с ним.

Рут улыбается еще шире, слыша доносящееся из гостиной вступление знакомой песни, качает головой:

— Я должна это видеть!

Они с Уильямом выходят из кухни и застывают при виде развернувшейся перед ними сцены.

Не может быть. Он немедленно замечает источник музыки: айпод в док-станции (Рут), посреди комнаты Эмма и Виктория, Эмма, потому что она выше, обнимает рукой Викторию за плечи, обе размахивают пивными бутылками, распевая (калеча, будем откровенны) «Without You», в унисон с Гарри Нилссоном. Уильям в ужасе и шоке, Уильям не смог бы заставить себя перестать улыбаться, даже если бы от этого зависела его жизнь, и когда Виктория, раскрасневшаяся, переводит на него взгляд, вопя во всю мощь своих маленьких легких, он влюбляется в нее заново.

Он столько раз влюблялся в нее заново, что уже потерял счет.

I can’t live if living is without you

I can’t live, I can’t give anymore

I can’t live if living is without you

I can’t give, I can’t give anymore

— Она от тебя без ума, знаешь? Повезло тебе, Уилл… — говорит Рут, а потом подходит к Эмме и Виктории и подхватывает вместе с ними. Уильям почти слышит собачий вой где-то на улице — так хреново дамы поют, но он не может оторвать взгляд от Виктории и от сияющей для него улыбки.

Ты и представить себе не можешь… думает он.

Его улыбка растет до ушей, когда через несколько минут начинается другая песня, и вполне естественным кажется протянуть руку, приглашая ее на медленный танец — в этой самой комнате с этим самым диваном, на котором столько раз он валялся пьяный и/или парализованный горем, и не сосчитать.

Она не совсем твердо держится на ногах, и он подхватывает ее прежде, чем она успевает споткнуться (чертовы каблуки, надо поговорить с ней на эту тему), и прижимает к себе. Она выглядит такой счастливой, а он всё никак не может поверить, что всё из-за него.

— Я бы танцевала с тобой каждую ночь, — бормочет она в его грудь. Она восхитительно пьяна, и Уильям улыбается, не обращая внимания на взгляды Эммы и Рут. Он понимает, что эти двое не устанут напоминать ему об этой сцене, но ему плевать.

Он прижимает Викторию к себе еще крепче и шепчет, не зная, слышит ли она его слова: «Я хочу этого больше всего на свете…»

И каждый слог в каждом слове — правда.

***

Масштабы насилия, творимого этой нелюдью, растут. Они были правы — а как они надеялись ошибиться…

Записи с камер наблюдения совершенно бесполезны. Они прочесывали их часами, и всё без толку.

Пятую жертву нашли в ее собственной ванне, с отрубленными головой и руками. Тело женщины было обнаружено ее матерью — та зашла к ней, обеспокоенная, что дочь не отвечает на звонки. Бедняга вне себя от горя, и лишь взглянув на нее, Виктория уводит ее прочь с места преступления. Уильям знает, что она осторожно выведает, что произошло.

Квартира выглядит, как зона военных действий, но в ванной даже хуже: там мало места и столько крови, осколков костей, жидкостей организма, что даже Эмма с ее многолетним опытом в судебной медицине невольно кривится.

Он рад, что Виктории здесь нет, по крайней мере, пока — она, конечно же, к ним присоединится, как только проследит, чтобы мать жертвы отвезли домой, но к тому времени, надеется он, тело уже уберут.

— Господи боже мой… — бормочет Эмма, собирая образцы, — это кошмар — вот эта кровь на плитке, смотри, она наверняка была еще жива, когда он рубил руки…

Не имея причин не доверять мнению Эммы, он судорожно вздыхает. Он не из слабонервных, просто у него еще стоят перед глазами миссис Тейлор и ее сын и выражение ужаса на их лицах, то, как мерзавец выстроил всю сцену. Они обсуждали методы серийного убийцы — а отрицать, что это серийный убийца, больше невозможно — есть ли сексуальная подоплека в его действиях, и прочая подобная никчемная чепуха, но факт остается фактом: эта тварь убивает людей, и с всё растущим размахом. Будет только хуже. Всегда становится только хуже.

Эмме чуть ли не пинками приходится выставить его из ванной, и он без удивления обнаруживает Викторию на лестничной площадке. Держа в левой руке рацию, она слушает сообщение констебля… она, может быть, и ниже ростом, чем ее собеседник, но требует безраздельного внимания и получает его.

Не говоря ни слова, она вручает Уильяму свои заметки и прощается с констеблем, оставив тому точные инструкции не допускать в здание прессу и гражданских, а также проверить «гребаный подвал».

— Дело дрянь? — произносят они в одно и то же время.