— Серьезно, Уильям, всё хорошо. Это просто… сложно объяснить, — говорить она. — Это относится к делу.
Он садится, и на ее лице читается облегчение.
— Мисс Коннелли, последняя жертва. Я ее знала.
— Что? Откуда? — Комок страха тяжелеет. Почему она не сказала сразу?
— Она работает… работала на правительство. — Вот и ответ на его вопрос. Сделав глубокий вдох, она продолжает: — Я провела кое-какие исследования сегодня днем, и оказалось, что все жертвы имеют отношение к МИ-6 и одной текущей программе.
Она не называет эту программу, и хотя у него в голове крутится миллион вопросов — для начала, к примеру, с каких это пор она работает на МИ-6 — первый его вопрос связан с их делом.
— Что насчет миссис Тейлор и ее сына?
Явно расслабившись, она запускает пальцы в волосы.
— Вот тут и кроется сложность — миссис Тейлор и ее сын к правительственной службе отношения не имели — но мистер Тейлор? Уильям, моей категории допуска недостаточно, чтобы заглянуть в его файл. — В ее голосе слышится разочарование.
— И давно у тебя есть категория допуска? — спрашивает он. У него голова идет кругом.
Она моргает, и выражение ее глаз велит ему сосредоточиться на деле, потому что остальное может подождать. Уильям вздыхает.
— Ладно. Ты дядю своего спрашивала?
— Спрашивала. Он наотрез отказался сообщать мне что-либо о мистере Тейлоре. Он знал — он всё это время знал. Он почему-то хочет, чтобы мы рассматривали это дело как серию убийств, но я не думаю, что это серийный убийца.
Он замечает ее красные веки. Сколько она просидела за файлами, проводя собственное расследование? Однако за себя она как будто не переживает.
Что ж, Уильям достаточно переживает за них обоих. Теперь от давящего страха трудно дышать.
— Виктория, ты тоже работаешь в этой программе?
Он не хотел, чтобы его слова прозвучали так резко, так зло, совсем не хотел — но он сердит, он встревожен.
— Да, — признается она после секундного колебания, — в незначительной роли.
Он не думал, конечно, что она всё ему рассказывает. Видит Бог, есть вещи, которые и он держит при себе, которыми не может поделиться ни с ней, ни с кем-либо еще, но он не может понять, почему она не сказала ему об этом ни слова. Боялась, что он проявит свою женоненавистническую шовинистическую натуру и запретит ей делать то, что ей хочется? Боялась, что он не поймет и не поддержит?
Он не думал, что она ему лжет — Виктория хреново врет, если это нужно не по работе. Однако же она солгала ему, и он невольно чувствует, что она продолжает ему лгать.
— Как давно? — У него есть и другие вопросы, некоторые из которых нужно бы задать в первую очередь, потому что у них на руках, МИ-6 не МИ-6, пять нераскрытых убийств, но у него, видимо, все приоритеты смешались.
Может быть, думает он, пока Виктория еще не ответила, может быть, она работала там всё это время, с того дня, когда они познакомились. Он понимает принцип «служебной необходимости». Он уважает субординацию, инстанции и всё такое прочее. В конце концов, семья Виктории была влиятельной и служила короне за несколько веков до того, как были созданы МИ-5 и МИ-6.
— Уильям… — Она не хочет отвечать.
— Как давно? — спрашивает он снова, не веря, что первая ссора — вот об этом. Нормальные пары ссорятся о вымышленных или настоящих любовниках, об обыденном, он помнит, как в пух и прах разругался с Каро в самом начале отношений — о стирке.
— С Праги, — наконец отвечает она, — но там всё…
— Сложно. Да. Ты говорила. — Он весь немеет внутри. Не то чтобы Виктория ему изменила — он знает измену, измена ощущается совсем по-другому, но и сейчас больно. Ему больно говорить, но под всей этой болью он по-прежнему переживает за любимую женщину.
— У меня не было выбора, — говорит она, — ни тогда, когда меня попросили в первый раз, ни позже. И это секретная информация, я не могла и сейчас не могу говорить об этом, меня просто попросили перевести несколько телефонных звонков и проанализировать данные, прости… — тараторит она бессвязно.
Он никогда не видел ее такой, такой — очаровательно лепечущей, и его злость немного стихает, вернее, меняет направление, потому что он быстро соединяет все точки. Он ведь хороший детектив.
— И как именно дяде удалось тебя убедить?
Она не удивляется его словам, не удивляется, что он сделал верные выводы: они уже слишком долго работает вместе. Она знает его. А он знает, что она знала, что он быстро обо всем догадается. Они работают, как слаженный механизм.
Она тянет к нему руку через стол, и он берет ее, нет, он хватается за нее, потому что в глубине души он боится, так боится, и пульсирующий комок страха в желудке всё пухнет и давит, и он представить не может, как дядя Виктории мог подвергнуть ее такой опасности. Человек, утверждавший, что сделает всё, что в его власти, чтобы Виктории ничто не навредило!
— Он предложил мне заняться семейным делом, иначе…
— Иначе? — Кажется, он знает ответ, и ответ ему не понравится, но он должен это услышать.