Рядом со мной (ЛП)

— Передай маме, что со мной все нормально, — говорит Виктория, сохраняя минимальную видимость приличий.

Ничем хорошим это не кончится. Уильяму приходилось бывать рядом с бомбой незадолго до взрыва, и сейчас, в этой комнате, он испытывает очень похожие ощущения.

— Она это знала бы, если бы ты соизволила ей позвонить, — резко отвечает Конрой. — Скандал разобьет ей сердце…

Виктория закатывает глаза, но ледяным голосом произносит:

— Гиперболы — это так пошло, Джон, даже в твоих устах…

Ее волосы распущены по плечам, Уильям знает, что ее губы еще пухлые от поцелуев, и она босая — и каким-то образом этот человек пользуется этим. Уильям не представляет, как тому это удается, но он ясно видит, какой Виктория была в детстве, видит и невольно делает еще шаг вперед.

Теперь он стоит за ее спиной, и ее плечи слегка расслабляются, чувствуя его близость.

— Дрина, — говорит Конрой, качая головой, едва не цыкая, — ты уже выставила себя на посмешище. Я считал, что сильнее навредить себе и семье ты не можешь, но я, очевидно, ошибался.

Конрой смотрит на Уильяма, в первый раз с момента своего появления отмечая сам факт его присутствия, скользя по нему полным отвращения взглядом. Уильям кладет руку на плечо Виктории.

Жалкий человек. Виктория его не интересует. Ему все равно, что она прекрасно справляется с любимой работой, ему плевать даже на то, что по какой-то причине, для Уильяма откровенно непостижимой, она в него, Уильяма, влюблена и выглядит счастливой.

— Я чего-то не понимаю… — помолчав, говорит Виктория. О, Уильяму знаком этот голос. Он слышал его раньше, во время допросов, и это обычно значило, что она вот-вот вцепится подозреваемому в яремную вену. Уильяма так и подмывает широко улыбнуться. Этот человек очевидно не знает Викторию. Совсем не знает.

— О чьей конкретно семье ты говоришь? — спрашивает она. Маленькая, с растрепанной копной волос на плечах (дело рук Уильяма), босая и божественно прекрасная. Неужели Конрой этого не видит?

— Не о моей же, — продолжает она, — уж точно не о Кентах. — Она гордо вздергивает голову. Ее отчим высок, на нем идеально подогнанный серый костюм, одно такое пальто обходится в их общую зарплату за два месяца, но Виктория — она самый настоящий колосс.

Она боец, воин, солдат, шпион, государственный служащий, коп в каждом дюйме, и Уильям невероятно ею горд.

Он чувствует, что сцена, развернувшаяся перед ним, готовилась давно, чувствует гнев Виктории, ее гордость — груз истории семьи, преданно служившей стране и короне поколениями, и он чувствует, что не знает на самом деле, как далеко простирается верность и могущество ее семьи.

Он не знает — и он будет ждать, пока она сама не расскажет — сколько боли причинил ей в прошлом этот человек.

— Ты обычный бухгалтер с красивой должностью, — закипает Виктория, — и ничего больше. Не смей даже делать вид, что знаешь что-либо о моей семье!

Она гордится своей фамилией, гордится семейной историей, понимает Уильям. Она просто выбрала иной способ служить своей стране, делать мир лучше.

— Я твой… — начинает Конрой, но Викторию уже не остановить. Если этот человек и правда думал, что может пристыдить ее, явившись без предупреждения и застав их с Уильямом вместе, он явно ее не знает.

— Ты ничего не знаешь о моей семье, — неистовствует она, — ты просто трахаешь вдову моего отца, и ближе к Кентам тебе не стать никогда!

Уильям никогда раньше не слышал, чтобы Виктория ругалась. Она очень эмоциональна, но за то время, что он ее знает, он успел понять, что она обычно держит свои эмоции под надежным замком. Поразительно, какая ненависть сейчас в ее голосе.

— Дрина… — лепечет Конрой, шокированный ее вспышкой.

— Виктория. Дрина — это маленькая девочка, которую ты услал в Уикэм на следующий день после похорон ее отца!

— Я смотрю, ты всё считаешь себя диккенсовской горемычной сиротой, — мрачно произносит отчим. — Напомнить, что ты только что сказала мне про гиперболы?

Виктория оборачивается:

— Уильям, ты не мог бы оставить нас вдвоем на минутку?

Она улыбается, но Уильям видит, что она сдерживает со слезами. Кивнув, он стискивает ее плечо.

Он не хочет уходить, не хочет оставлять ее наедине с этим человеком. У него ужасное чувство, что Конрой обидел ее сильнее, чем она это показывает, но Виктория продолжает улыбаться и говорит:

— Всего на минуту.

Он выходит из гостиной и потому не знает, что именно Виктория говорит Конрою. Сидеть в ее спальне ему как-то диковато, пусть они и спят друг с другом, но это единственная комната, куда он может пойти, чтобы дать ей остаться наедине с отчимом.

Понятно, почему она постоянно таскает у него подушки: на ее кровати подушек добрая сотня. На тумбочке фотография в рамке. Уильям садится на кровать, берет рамку в руки и улыбается: Виктории тут, наверное, лет десять, она радостно улыбается, сидя верхом на лошади вместе с мужчиной с темными волосами и такими же, как у нее, голубыми глазами.