Я предчувствовала, что Грегуар сейчас откроет мне что-то важное. Сделала глубокий вдох — и как в омут головой:
— Зачем вы едете в Бан-Байтан?
— Кто «вы»? Иорим или я?
— Начнем с тебя.
— Я? Я сопровождаю Иорима.
— А Иорим?
Грегуар посмотрел мне в глаза, потом через силу улыбнулся печальной улыбкой:
— Иорим едет в Бан-Байтан умирать.
Я остолбенела.
— Но… но почему?
— Потому что там он родился сто лет назад… и там решил умереть. Вот.
— А… а что там вообще?
— Там ничего нет. И никого. Пустыня.
Мне вдруг показалось, что перестук колес и цоканье копыт гулко отдаются у меня в голове. В несколько секунд все стало как будто нереальным: кусочки неба в рамах окошек, тонкая пыль, пляшущая в солнечных лучах…
— Семьи у него нет, и это его последняя воля, — продолжал рассказывать Грегуар. — Он бы мог доехать туда и один, несмотря на преклонный возраст, — ты же видела, какой он молодец, — но тогда лошади остались бы там на погибель. Но они-то не выбирали такую судьбу — умереть в Бан-Байтане. А для Иорима лошади, знаешь, все равно что люди… Моя задача — отвести их обратно. Еще вопросы есть?
Мне понадобилось какое-то время, чтоб собраться с мыслями.
— Да. У меня есть еще вопросы. Например, такой: почему вы взяли с собой меня?
— Мы тебя взяли потому… Ну ты же ведь хотела туда поехать, разве нет?
— Грегуар! Не морочь мне голову! Ты обещал говорить правду!
— Ты права. Мы тебя взяли для того, чтобы мне не возвращаться одному…
Тут я, наверное, покатилась бы со смеху, если бы все не было так ужасно. Еле сдерживая слезы, я оборвала его:
— Чтоб тебе не возвращаться одному? Но, Грегуар! Я девочка, и мне всего двенадцать лет! Я ничего не смыслю в лошадях, разве что голову от хвоста отличаю! Какая тебе от меня может быть помощь?
— Ну да, конечно… прости нас… — пробормотал он, теребя пальцы. — Только ты учти, что мы с Иоримом больше года ночь за ночью ждали пассажира, который сказал бы то, что сказала в ту ночь ты: «Я еду в Бан-Байтан».
— То есть ты хочешь сказать, что вы с Иоримом целый год каждую ночь стояли на площади и ждали?
— Именно так. Тебе не верится, да? К рассвету на площади не оставалось ни одного дилижанса, кроме нашего. Каждый раз. И мы грустно возвращались домой. Так продолжалось целый год. Под конец я уже был убежден, что мы так никогда никого и не найдем. Тогда я стал валять дурака, развлекался, окликая проходящих: «Вы не в Бан-Байтан едете, сударь? Молодой человек, может, вам в Бан-Байтан?» Все смеялись — славная, мол, шутка. Так все и шло, пока не появилась ты со своей котомкой и не ответила мне на полном серьезе: «Вот именно. Я еду в Бан-Байтан». Да с таким решительным и неприступным видом! Мы были в замешательстве. Должен признаться, если б решал я, мы бы тебя не взяли: ты казалась мне слишком юной и хрупкой. Но Иорим долго всматривался в тебя — помнишь? И заключил: «Она будет хорошей спутницей, по глазам вижу…»
— По глазам?
— Да.
— А почему вы просто не попросили кого-нибудь? Например, кого-то из твоих друзей…
— Нет. Об этом ни в коем случае никто не должен был знать. Это была наша с Иоримом тайна. Нас бы не пустили. Сама посуди: столетний старик и шестнадцатилетний пацан… Затея не сказать чтоб благоразумная, согласись.
Я улыбнулась. Что касается благоразумия, я была им под стать, правда ведь? Пожалуй, в каком-то смысле мы трое служили примером того, что рыбак рыбака видит издалека.
— Прости, Ханна, что я до сих пор скрывал от тебя правду, — извинился Грегуар. — Не хотел портить тебе путешествие.
«А я, Грегуар, — тут же подумалось мне, — я могла бы всего несколькими словами испортить тебе оставшиеся километры. Стоило бы только, в свою очередь, сказать тебе правду: возвращаться из Бан-Байтана ты будешь один, потому что я пойду дальше на юг…» Но у меня не хватило духу обрушить на него эту правду прямо сейчас, и я только буркнула:
— Спасибо за чуткость.
Мы надолго примолкли — оба были взволнованы, и нам требовалось время, чтобы прийти в себя. Потом без всякой просьбы с моей стороны Грегуар стал рассказывать…
Как уже было сказано, Иорим родился в Бан-Байтане сто лет тому назад. В то время это был процветающий город, где наверняка хорошо было жить. Во всяком случае, туда то и дело ездили с севера. Кто по торговым делам, кто ради удовольствия. И туда-сюда курсировали десятки дилижансов. Они соревновались в скорости и красоте, но самый элегантный, по словам Грегуара, самый удобный — взять хоть красные кожаные сиденья со стеганой обивкой на спинках! — и самый быстрый назывался «Ласточка». И принадлежал он, разумеется, Иориму.
— Посмотри там, сзади, на рундуке, — добавил тут Грегуар. — Буквы почти стерлись, но название еще можно прочесть. «Ласточку» тогда запрягали не парой, а четверней. Четыре горячих коня, которых Иорим гнал во весь опор и на каждой станции менял на свежую четверку.
— Знаю… — задумчиво отозвалась я. — Я их во сне видела…