Но после того, как он отвернулся, и прозвучал приглушенный звук, все изменилось. Принцесса замерла, глядя мимо своего необычного пленника, ее губы упрямо сжались и натянуто выпрямились брови.
Татуировка, догадался Бэй. Рассветная увидела его затылок и поняла, кто раздевается перед ней. Ну же, Карьерный Волк, у тебя есть шанс добиться успеха в стриптизе. Смотри, насколько медленно ты можешь расстегивать штаны, тянуть их вниз, словно они прилеплены к телу прочным клеем.
— Хватит, — резко произнесла принцесса и добавила: — Оставайся в штанах. Повернись.
Со следами волнения на лице Рассветная выглядела еще привлекательней. Зачем было врать самому себе? Впервые с тех пор, как Бэй встретил Ану, другая женщина настолько завладела его вниманием. Одним взглядом она вырвала его на короткое мгновение из липкого страха близкой казни. Ароматом заставила угадывать свои черты на площади. Не отпускала его глаз своей красотой, заставляя изучать самые легкие изменения на лице.
В этот момент принцесса была растеряна и не знала, что делать. Она бросала в сторону Кобейна задумчивые взгляды, но молчала, пока не пришел старичок-жрец.
И Бэй стал звездой.
— Какой подарок? — переспросила Рассветная. — Она стояла за спиной Кобейна вместе со жрецом. Уже минут двадцать они вдвоем изучали его знаки. Время от времени старик шептал себе что-то под нос и даже попросил у принцессы бумагу и карандаш — конспектировать шедевры Аны.
Потрудилась на славу… Тайна…
Бэй впервые подумал, что у нее самой на спине, а теперь ее заботами — и на его собственной, было больше знаков, чем у людей, которых он видел в Долине. Татуировки Кобейна, мало того, что наколотые специальными чернилами оказались непростыми. Такими, что их испугалась даже ведьма, а опытный жрец не мог сразу разобраться. Откуда у Аны такие знания? Кто она?
Это был очень своевременный вопрос после расставания…
Но злость на сероглазую Тайну помогала справляться с ноющей болью в затекших руках. О том, что их непросто держать вытянутыми в стороны бесконечно, зрители, конечно же, забыли.
— Вот этот знак, — прозвучало за спиной под шорох бумажки. — Я только слышал о подобных и впервые встречаюсь с ними.
— И? — нетерпеливо подгоняла принцесса.
— Это знак полного подчинения.
Три слова, от которых по телу Кобейна прокатилась ледяная волна — от корней, отрастающих на лысине волос до пальцев ног, превратив по пути его сердце в холодную глыбу. Одно неосторожное движение челюстями, и зубы станут ледяным крошевом.
— Добровольное рабство.
У Бэя закружилась голова. Впервые в жизни он был близок к постыдной потере сознания от переизбытка чувств. Перед глазами в холодном, красочном как северное сияние тумане восставал испанский остров. Пустынный пляж на рассвете. Бэй САМ просил рисовать на его спине что угодно. Отдавался на волю мягких рук, позволяя Ане метить себя всем — ласками, татуировками, дырами в ушах. Не просто позволял — почти молил об этом с неизведанной ему ранее покорностью, надеясь удержать сводившую его с ума женщину… Глупец, он протягивал невидимые нити, чтобы не отпустить, а если исчезнет — иметь возможность найти.
Пришнуровался… До удавки на шее. Позволив превратить себя в раба!
Знала Тайна, что накалывает на его спине? Или сотворила это с ним по ошибке или незнанию?
— Добровольное? — переспросила за спиной принцесса.
Сквозь северное сияние донесся безжалостный приговор жреца:
— Человек должен дать согласие, чтобы эта метка получила силу и начала развиваться, устанавливая связь с хозяином.
«Будешь моим рабом?» — голос Аны — мягкий, ласковый, звучал в ушах… Голос, от которого у Кобейна плавились мозги…
Тайна знала, что делала! И воспользовавшись покорностью Кобейна, превратила его в ветошь для мытья полов.
Под яркие, слепившие глаза краски тумана у ненависти менялся аромат — он наполнялся сладкой горечью олеандра. И ненависть оказалась таким же всеобъемлющим чувством, как любовь! Она выносила из души все то, что томило, терзало, тянуло, толкало на бесконечный поиск, оставляя ледяное спокойствие вместе с желанием причинить боль. Чтобы дать понять бессердечной, беспечной Тайне, что живыми людьми и сильными чувствами нельзя играть. Это ее руками он превратился в живую игрушку.
—…рода… — донеслось до него.
Кобейн заставил себя вернуться в комнату и с радостью принять боль затекших рук. Чтобы выжить и выбраться из положения, в котором он оказался, требовался холодный ум.
— … кто-то из ваших родственников готовил себе редкую забаву, но потом потерял этого человека из вида, не успев закрепить связь.
Принцесса издала недовольный смешок.
— У меня очень широкий круг родственников. Значит, они все могут им управлять?
Жрец замялся, задумался, потом начал торопливо отвечать.
— Думаю, дело в неправильно нанесенном знаке или в том, что он не до конца развился. Это так один из так называемых саморазвивающихся зна…
— Как мне сделать, чтобы другие не имели над ним власти? — перебила жреца Рассветная. — Я не привыкла делиться подарками.
Каждое звучавшее вокруг Кобейна слово добавляло слой льда на его застывшее глыбой сердце.