Разрывая стены

Ана попыталась вспомнить подробности своего внезапного переноса в Ущелье. На нее почти сразу налетели Тени и по неизвестной причине исчезли в том же направлении, откуда появились. Словно она их испугала. Звезда с двумя мужчинами появились позже, с другой стороны. О чем они говорили?

— Там же был мертвый старатель?

Повариха колдовала над большим чаном с кашей, приправляя свое варево мелко нарезанной зеленью.

— Так он и был, считай, мертвый. Тара его у Смерти оскребла, отпоила по капельке, по ложечке, на одном ее упрямстве он и выжил. Был бы кто другой, мужики бы вытащили Поцелованного обратно в Карьер, но Звезде перечить никто не решился. Всем поселком следили, как она с трупом возится, да глазами злобно сверкает, если кто по этому поводу сказать что хочет. Даже от помощи отказывалась. Ну да ты ее знаешь. Звезду.

Представить, что описывала повариха, не составляло труда.

— Отпоила, отходила, на ноги поставила. А потом вздумала всему учить. Где это видано, чтобы выпитого Тенями к нормальной жизни вернуть? А у нее получилось. Всему его Тара заново учила — говорить, нож в руках держать. Потом уже и наши мужики подключились. А Поцелованный, похоже, вспоминать начал, что раньше умел. Непростым человеком оказался он. Умеет много чего. Так что потом сам со старателями всякими военными премудростями делился. А красивый какой оказался! Тогда все и рассмотрели, почему Звезда в него так вцепилась. Сильный он. И телом, и сердцем. Ой, деточка, тебе плохо?

Темнота уже забирала Ану в мягкие объятия, да повариха плеснула холодной воды в лицо своей гостьи.

— Болезной ты никогда не была… Беременная, что- ли?

Ана замотала головой.

— Ну, как знаешь, — Синда вернулась к котлу.

Что спросить? Какой задать вопрос? Какой? Сердце металось в груди испуганным зайцем — туда — сюда, туда — сюда. Мешало сосредоточиться.

— А глаза, какие у него глаза?

— Глаза? — задумчиво протянула повариха, застыв над варевом со щепоткой соли в руке. — А что глаза? Хорошие. Солнечные.

Угол стола оказался острым и, когда Ана пришла в себя, полулежа на двух стульях, у нее на лбу лежало мокрое полотенце, а выше правого виска саднило и было холодно от спрятанного в тряпицу льда.

Синда показывала толстой рукой в сторону Аны той же самой женщине, что приходила в дом к Шену. Отказаться от осмотра на этот раз не получилось.

Знахарка пощупала Ане лоб, потрогала виски, проверив шишку на лбу, наложила прозрачную мазь. Послушала пульс на руке. Потом повернулась к поварихе и покачала головой.

— А ты лучше смотри, — настаивала Синда.

На плите уже стояла другая кастрюля, и в кухне пахло жареным мясом. — Говорю, она ребенка ждет. Оттого в обмороки и валиться.

— Твоя гостья не беременная, а блажная, — сердито заявила знахарка, поднимаясь. — На одежду ее посмотри. Прям лэда из дворца, а они там все на поясе нюхательные соли в мешочках носят и в обмороки падают, чтобы благородность свою показывать.

Сказала и ушла, хлопнув дверью.

— Вот дурная женщина, хоть и знахарка хорошая, — пожаловалась повариха, подливая воды в кастрюлю. — Разве ты когда блажной была? Или вас там с Гаей совсем не кормят? Ох, не кормят!

С проворностью, не соответствующей грузной комплекции, Синда отлетела от плиты, и вот уже перед Аной дымилась полная тарелка каши, а в руках оказалась большая ложка.

— Ешь, коли не беременная, — приказала повариха и добавила: — Была бы беременной, тоже бы есть заставила. О чем мы говорили?

— О глазах, солнечных, — прошептала Ана, зажмуриваясь от страха — что если она откроет глаза и окажется во дворце в компании Магды и фрейлин, а грузная повариха и хрупкая надежда окажутся игрой воображения?

— Нормальным человеком стал наш Поцелованный, только ничего не вспомнил, что в Ущелье произошло, и что до этого с ним было.

Эти слова были тоже ударом, только сзади. Все… забыл?

— Рассказывай дальше, — нетерпеливо попросила Ана.

— А ты ешь, — Синда не открыла рта, пока гостья, не чувствуя вкуса, не проглотила две ложки каши.

— Разрывающим пространство он оказался. О-о-очень сильным, по заверениям Звезды. Они вдвоем в связке работают.

И каша показалась кислой, и надежда прокисала застоявшимся молоком. Ана кругами водила ложкой в тарелке, не в силах заставить себя есть, и слушала о камнях, что доставали Тара и Поцелованный.

Одаренный. Значит, Тван из Карьера — это старатель из мира Долины.

Ана размешивала остатки хрупкой надежды в остывшей каше. Пора было оставить и тарелку, и болтливую повариху, и деревню…

— Ой, а что я вспомнила-то, — застыла Синда, разворачивая к Ане свое грузное тело: — Про тебя он спрашивал. Налетел на меня как-то на дороге и…

— Смотри ее лучше, нюхай! — Синда ревела не хуже Мирна, когда тот был в ярости.

Ана снова лежала на двух стульях, и над ней суетилась знахарка, сердито тыкая в бока и живот.

— Не беременная! — невысокая худая женщина выпрямилась, застывая напротив поварихи, — Кашу твою не переварила.

— Кашу?! — взвыла Синда.

Знахарка попятилась к двери и быстро выскользнула на улицу. А тяжелый взгляд поварихи уставился на Ану, которая начала оправдываться, с трудом подбирая слова.