Разоблачение

– Я-то ходил, – задумчиво произнес Синклер, – но почему Вы расстегиваете мои брюки?!

В ужасе я отшатнулся от этого дьявола. Он все видит! Все понимает! Мне – конец, а что будет с моей бедной мамой – даже представить страшно!

– Послушайте, – срываясь на фальцет, закричал я, – если вы меня в чем-то подозреваете, так прямо и скажите! Не ходите вокруг да около!

– Помилуйте, Питер, с чего вы взяли?! Я просто опрашиваю всех, кто имел какое-либо отношение к Паркеру! Но что это с Вами? Вы стали похожи на покойника!

– Оставьте меня, – тихо попросил я, – мне и правда что-то нездоровиться.

– Конечно, Питер! Поправляйтесь!

Синклер дружески хлопнул меня по плечу и, поправив попугая на голове, зашагал прочь.

***Убить бы того, кто это набирал!***

Я мчался домой! Что там случилось за время моего отсутствия – мне было страшно об этом даже думать. Не то, что не думать. Потом, уже у самого дома я неожиданно вспомнил, что запер маму на три замка. Это меня немного успокоило. Я остановился, чтобы отдышаться, и в этот миг заметил Андрюса – он переходил дорогу на красный свет, и явно был чем-то взволнован.

– Андрюс! – крикнул я.

Вот, кто мне нужен! Вот, единственная чистая душа среди этого гнилого Дублина; душа, которой я смогу поведать о своем несчастье, и, кто знает, может Андрюс что-нибудь придумает.

Приятель услышал меня и, перейдя-таки на другую сторону улицы, сделал приглашающий жест. Вскоре мы сидели в кафе «Paris», и Андрюс рассказывал, что за последнюю неделю у него было всего тридцать три клиента.

– Это ужасно,– жаловался он, – хватает лишь на то, чтоб свести концы с концами, а ведь у меня в Польше больная мать осталась. И сестры у меня есть. И братья.

Андрюс облизал губы и огорченно добавил:

– Маленькие еще. Жалко.

Мимо нас к дальнему столику прошел некто с тростью.

– Кто это? – зачем-то спросил я.

– Томас Вулф, – прошептал в ответ Андрюс, – мой первый клиент. Это он привез меня из Польши. Скотина редкая. Предпочитает малолеток. Когда-нибудь я его убью.

Услышав знакомое слово, я вновь покрылся липким потом.

– Андрюс, – глухо проговорил я, – а как ты думаешь, убить доктора – легко?

– Да что ты! – воскликнул мой друг, – как у тебя только язык повернулся?! Конечно, трудно.

– Да, нет, – вздохнул я, – легко.

Мы замолчали. Мне вдруг вспомнилось, как в последнем классе школы я, Джо и Донна…

***Пропускаю***

###А, может, там что-то интересное было?!###

+++Уважаемый George St. Scream! Это уже не Ваш роман. Так что, просим Вас не вмешиваться+++

– Питер, – неожиданно низким голосом произнес Андрюс, – я вот иногда думаю, кем бы я стал, если бы не стал тем, кем стал? Я мог бы устроиться на поезд проводницей, или на самолет – стюардессой. А вместо этого у меня самая постыдная профессия (конечно, после профессии убийцы)…

Меня всего передернуло, а Андрюс продолжал:

– И ведь сам понимаю, что поступаю плохо, а сделать ничего не могу. Только плачу. Меня трахают, а я плачу. И сделать ничего не могу, кроме минета. Да и минет-то не могу, потому что плачу (все время).

Я погладил Андрюса по голове, а он уткнулся мне носом в плечо и начал нюхать.

***Похоже, опять опечатка. Эти наборщики, видимо, считают, что любое предложение должно быть логично завершено. Так они скоро дойдут до того, что фразе «Он посмотрел на солнце» допишут окончание: «И выжег себе глаза.***

Я все больше проникался симпатией к моему польскому другу. Я даже начал чувствовать нечто похожее на любовь. Но я не мог, не имел права осквернить своими кровавыми руками его девственную задницу. Он был неизмеримо выше меня. Хотя злые языки поговаривали, что Андрюс носил туфли на шпильках, я в это не верил. Глядя на его опухший от слез нос, я ощущал в себе приближение знакомых симптомов. Прошлой весной я был влюблен в чахоточную продавщицу мороженого, что каждое утро появлялась на углу рядом с моим домом. Я мог говорить с ней о чем угодно – она все равно была глухой. Наша идиллия длилась недолго. Девушка умерла. Я помню, как нес ее бездыханный труп на пустырь за футбольным полем. Светили звезды. Луна серебряным полумесяцем лила мертвенный свет на ее прекрасное лицо. А в спине у любимой торчал нож, которым моя мама так любила нарезать кровяную колбасу… Кровь, кровь! Повсюду кровавые следы!!

Задумавшись, я не заметил, что Андрюс уже давно в упор смотрит на меня.

– Ты что? – с некоторым беспокойством спросил я.

– Откройся! – тихо сказал он. – Я же вижу, тебя что-то мучит! Откройся, я никому не скажу!

Последняя фраза была явно лишней.

– Потом, – пробормотал я, – потом, – и, выскочив из-за столика, бросился на улицу.