Раздевайся, Семёнова!

Он вдруг посмотрел на меня с таким видом, будто открыл новый закон аэродинамики.

— Гениально, Семёнова! На студентов, конечно, не напасешься, но коллегам-то вполне можно устроить какой-нибудь сабантуй. Там же половина из них недоедает… в буквальном смысле.

Я в ужасе отстранилась.

— Ты хочешь, чтобы я напекла оладий на весь преподавательский состав?!

Он усмехнулся.

— Было бы неплохо, но тогда ты будешь стоять у плиты до самой нашей свадьбы. Нет, я предлагаю пригласить всех ко мне в кабинет. На фуршет. С тортом.

— И что это даст? — я все еще не понимала.

— Во-первых, ощущение законности происходящего. Во-вторых, трудно осуждать что-то, от чего получил удовольствие — а уж я расстараюсь доставить им всем удовольствие. Ну и, в-третьих, это даст, то же, что и спектакль с предложением руки и сердца перед инвесторами — ощущение, что никто никого не использует… Ведь, по сути, нет закона, запрещающего преподавателю иметь отношения с совершеннолетней студенткой, или, скажем, боссу с секретаршей. Есть этическая проблема, основанная на злоупотреблении служебным положением. Вышестоящий мог ведь и принудить подчиненного к сексу, шантажировать… Ну, сама понимаешь… — Знаменский вдруг остановился и заметно покраснел.

Я прикусила губу, поняв его. Ведь элемент принуждения был и в нашем «служебном» романе.

— Послушай… — начал он. Я не останавливала его, не спасала от объяснений — просто ждала. Пусть выскажется. — Я надеюсь, ты понимаешь, что я… не заставил бы тебя раздеться… если бы не чувствовал, что ты сама… не против…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сглотнув слюну, я кивнула. Это частично оправдывало то, что произошло. Знаменский глубоко затянулся.

— Я был зол, — добавил он. Я снова кивнула. — И хотел тебя так, что мутилось в голове. Но я хочу, чтобы ты знала… я никогда не пошел бы дальше, если бы не был уверен…

Где-то этажом ниже хлопнула дверь, послышались голоса и нам пришлось отложить этот серьезный разговор на потом. Поцеловав своего мужчину в заросший подбородок — чтоб не так расстраивался — я убежала на лекцию по социологии, а он ушел на семинар, который вел у пятикурсников.

* * *

Мое появление в лекционном зале было похоже на мокрую мечту всех недооцененных восьмиклассниц — «и тут я такая захожу, а на меня все смотрят!»

Как бы пафосно это не прозвучало, ситуация была именно такой. И не только смотрели, но еще и шептались, хихикали, открывали рты в немом «вау», а самые смелые лезли поздравлять, и вообще «дружить». Я никогда бы не подумала, что слухи могут распространяться с такой скоростью. И никогда бы не подумала, что мечта недооцененных восьмиклассниц мне не понравится от слова совсем.

— Не нервничай ты так, — шепотом успокаивала меня Юлька, как ни в чем не бывало подсев ко мне. — Они просто тебе завидуют. Уж если мне завидовали, когда я с Владом начала встречаться…

— Пусть завидуют, — прошептала я в ответ. — Главное, чтоб не думали, что я продажная подстилка, замутившая с преподом ради оценок.

— Ради оценок… ставят оценки. А не дарят брюлики, — она мотнула головой на мое кольцо. — Я надеюсь ты позовешь меня на свадьбу?

Я криво усмехнулась и кивнула. А про себя подумала, что позвать позову, но в лучшие подружки она ко мне больше не пролезет — нетушки.

Вообще, в первый раз в жизни я порадовалась, что у меня не так уж и много подруг — никто не выспрашивает «как он в постели», не трепет нервы рассказами о том, сколько процентов семей разводится в России, не пугает реалистичными исходами злостных мезальянсов… Никто, кроме самой Юльки, которую мне, похоже, придется научиться слушать вполуха. Потому что ей было интересно все, включая размер пениса нашего «звездного» преподавателя.

— Тут ведь, понимаешь, какое дело, Семёнова… — нагло ухмылялась она. — Не расскажешь, я буду думать, что у него маленький. Оно тебе надо?

Я отмахивалась, краснела и чуть было ни встала и пересела от нее прямо посреди лекции.

— Ну, хорошо… — примирительным тоном заявила Юлька. — Пойдем на компромисс. Я буду разводить руки в стороны, а ты моргни, когда его размер. Договорились?

— Ничего мы не договорились!

Но все было бесполезно, и ее руки поползли в стороны.

— И? Ииии? — подначивала она меня, и я невольно начала представлять то, что на лекциях представлять категорически нельзя… — Семёнова, ты меня пугаешь…

Руки все еще расходились, а вместе с ними все шире и шире открывался ее рот. На автопилоте я невольно моргнула. Юлька ахнула.

— Ни хрена ж себе…

— Ни хрена ж себе! — восхитились рядом выше, и я зарылась лицом в ладошки от стыда.

Однако, скоро мне стало не до размеров и сплетен. На перемене ко мне подошла девушка в строгом брючном костюме и передала сообщение — явиться на беседу в деканат. Прямо сейчас.

* * *

Шесть пар глаз пристально следили за моими руками. Да черт с ними, руками, они следили за каждым моим движением, за каждым жестом, каждой гребанной эмоцией.