Раздевайся, Семёнова!

Всю оставшуюся вечеринку я ходила, как в тумане — будто пьяная, хоть и не пила больше ничего. Вернулись мы с балкона, держась за руки, еле сдерживаясь, чтоб не наброситься друг на друга. Танцевали так, что мне пришлось снять туфли, хоть они и были достаточно удобные.

Потом, когда устали, забрались за самый дальний столик и целовались — пока не поняли, что нужно немедленно ехать домой.

— В туалет бы сбегать… перед тем, как такси возьмем… — отклеившись от Знаменского, выдохнула я.

И покраснела — не от того, что стеснялась туалета, а от того, как это прозвучало — будто я волнуюсь, что не дотерплю. Прям как беременная, которая бегает по-маленькому каждые полчаса.

Знаменский довольно хмыкнул, тоже уловив коннотацию.

О нет, я не была настолько наивной, чтобы думать, что могла забеременеть от первого же незащищенного полового акта — причем акта в вертикальном положении, после которого сразу побежала в душ.

И тем ни менее принятое на балконе решение висело в воздухе, создавая вокруг нас ореол странной, немного неловкой нежности. Будто меня лишили девственности во второй раз.

Стараясь унять румянец, я вылезла из-за столика и пошла в направлении, обозначенном на подсвеченном указателе на стене.

Пробираясь сквозь уже порядочную толпу танцующих — присоединились приглашенные на вечеринку музыканты — обратила внимание, что давно не видела Грачеву и ее Тимурчика. Не то, чтобы я по ним соскучилась, но это показалось мне странным, учитывая то, что Тимур, можно сказать, и был устроителем веселья. Тут же вспомнилось, что Ритка хотела о чем-то со Знаменским поговорить.

— Ты в туалет? — остановила меня раскрасневшаяся, запыхавшаяся Жанна. — Я с тобой схожу…

Я не возражала. По дороге к нам прицепилось еще несколько, что было уже большим перебором — женщины, конечно же, ходят в туалет по двое, но впятером… это как-то… не комильфо.

Веселой гурьбой мы вывалились в коридор, ведущий в туалеты, и там меня сразу же опередили, заняв все имеющиеся кабинки. Хоть бы статус «невесты» уважили, бессовестные! Жанна и та пролезла вперед меня.

— Нахалки! — вслух возмутилась я, но была слишком счастлива, чтобы всерьез расстраиваться по этому поводу.

Разве что Знаменский там ждет, один. Остывает помаленьку… А я, между прочим, еще в такси с ним позажиматься хотела — пока он горячий да бесконтрольный.

В туалет было не пробиться как минимум еще минут десять, и я решила пройтись по коридору вперед — слышала, что в Европе, в общественных местах, помимо мужских и женских, любят устраивать всякие общие туалеты — семейные, например, для тех, кто с детьми противоположного пола. Тут же поняла, какая это глупость — искать семейный туалет в ночном клубе — и хотела уже повернуть обратно и покорно встать в конец очереди.

Как вдруг услышала — чуть подальше, за дверью обычного, мужского туалета раздавались крайне странные звуки, едва различимые из-за громкой музыки.

Я подошла ближе.

Звуки усилились, и я стала различать голоса — взвизгивающий женский и мужской, что-то глухо и занудно приговаривающий. И свист — будто линейкой по столу лупят.

Уже на цыпочках я подкралась еще ближе. Замирая сердцем, прислушалась.

— Любишь кататься… — свист «линейки», — люби и саночки возить…

И снова свист. Женский голос захлебнулся рыданиями, срываясь на крик.

— Ааа! Тимурчик… все, хвааатит… я все поняла… пожалуйста… мне же больно…

У меня внутри все будто выморозилось. Грачева. Вот дерьмо.

Всхлипы стали тихими, почти утонув в шуме ночного клуба.

— А ты как думала, детка… — мужской голос прерывался тяжелым дыханием, будто мужчина напрягался физически… или… был возбужден. — За все в жизни надо платить.

Глотая подобравшийся к горлу комок, я приблизилась к двери и попыталась ее толкнуть — но та была заперта. Даже не заперта — такое ощущение, что ее подпирало что-то изнутри.

— Ну-ка… давай вытащим твою затычечку… Отлииично… А теперь Ритусик, поднимай свою аппетитную, красную попку повыше… — прохрипел мужчина, что-то двигая, будто стулом возил по полу. — А сама нагнись пониже… О так…

Дальше до меня донеслись вполне отчетливые шлепки плоти о плоть, мужские стоны и женское болезненное мычание.

Пошатываясь и сжимая в руках сумочку, я медленно побрела обратно по коридору. Но не успела пройти и десяти шагов, как кое-что осознала.

Какая бы Грачева не была гадина, благодаря ей любимый мужчина сделал мне сегодня предложение, а может даже и ребенка. Теперь же Грачеву трахают в задницу в мужском туалете, подперев стулом дверь. Предварительно по-настоящему, до боли отхлестав ремнем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сказать, что мне это не понравилось, значило ничего не сказать.

* * *

Всю оставшуюся конференцию Грачева вела себя настолько отвратительно, что убила во мне всякое желание пожалеть ее и, быть может, как-то помочь. Она сверлила меня ненавидящим взглядом, рассказывала про меня гадости и, владея английским на уровне, до которого мне было еще пилить и пилить, выставляла дурой при каждом удобном случае.