Всю оставшуюся вечеринку я ходила, как в тумане — будто пьяная, хоть и не пила больше ничего. Вернулись мы с балкона, держась за руки, еле сдерживаясь, чтоб не наброситься друг на друга. Танцевали так, что мне пришлось снять туфли, хоть они и были достаточно удобные.
Потом, когда устали, забрались за самый дальний столик и целовались — пока не поняли, что нужно немедленно ехать домой.
— В туалет бы сбегать… перед тем, как такси возьмем… — отклеившись от Знаменского, выдохнула я.
И покраснела — не от того, что стеснялась туалета, а от того, как это прозвучало — будто я волнуюсь, что не дотерплю. Прям как беременная, которая бегает по-маленькому каждые полчаса.
Знаменский довольно хмыкнул, тоже уловив коннотацию.
О нет, я не была настолько наивной, чтобы думать, что могла забеременеть от первого же незащищенного полового акта — причем акта в вертикальном положении, после которого сразу побежала в душ.
И тем ни менее принятое на балконе решение висело в воздухе, создавая вокруг нас ореол странной, немного неловкой нежности. Будто меня лишили девственности во второй раз.
Стараясь унять румянец, я вылезла из-за столика и пошла в направлении, обозначенном на подсвеченном указателе на стене.
Пробираясь сквозь уже порядочную толпу танцующих — присоединились приглашенные на вечеринку музыканты — обратила внимание, что давно не видела Грачеву и ее Тимурчика. Не то, чтобы я по ним соскучилась, но это показалось мне странным, учитывая то, что Тимур, можно сказать, и был устроителем веселья. Тут же вспомнилось, что Ритка хотела о чем-то со Знаменским поговорить.
— Ты в туалет? — остановила меня раскрасневшаяся, запыхавшаяся Жанна. — Я с тобой схожу…
Я не возражала. По дороге к нам прицепилось еще несколько, что было уже большим перебором — женщины, конечно же, ходят в туалет по двое, но впятером… это как-то… не комильфо.
Веселой гурьбой мы вывалились в коридор, ведущий в туалеты, и там меня сразу же опередили, заняв все имеющиеся кабинки. Хоть бы статус «невесты» уважили, бессовестные! Жанна и та пролезла вперед меня.
— Нахалки! — вслух возмутилась я, но была слишком счастлива, чтобы всерьез расстраиваться по этому поводу.
Разве что Знаменский там ждет, один. Остывает помаленьку… А я, между прочим, еще в такси с ним позажиматься хотела — пока он горячий да бесконтрольный.
В туалет было не пробиться как минимум еще минут десять, и я решила пройтись по коридору вперед — слышала, что в Европе, в общественных местах, помимо мужских и женских, любят устраивать всякие общие туалеты — семейные, например, для тех, кто с детьми противоположного пола. Тут же поняла, какая это глупость — искать семейный туалет в ночном клубе — и хотела уже повернуть обратно и покорно встать в конец очереди.
Как вдруг услышала — чуть подальше, за дверью обычного, мужского туалета раздавались крайне странные звуки, едва различимые из-за громкой музыки.
Я подошла ближе.
Звуки усилились, и я стала различать голоса — взвизгивающий женский и мужской, что-то глухо и занудно приговаривающий. И свист — будто линейкой по столу лупят.
Уже на цыпочках я подкралась еще ближе. Замирая сердцем, прислушалась.
— Любишь кататься… — свист «линейки», — люби и саночки возить…
И снова свист. Женский голос захлебнулся рыданиями, срываясь на крик.
— Ааа! Тимурчик… все, хвааатит… я все поняла… пожалуйста… мне же больно…
У меня внутри все будто выморозилось. Грачева. Вот дерьмо.
Всхлипы стали тихими, почти утонув в шуме ночного клуба.
— А ты как думала, детка… — мужской голос прерывался тяжелым дыханием, будто мужчина напрягался физически… или… был возбужден. — За все в жизни надо платить.
Глотая подобравшийся к горлу комок, я приблизилась к двери и попыталась ее толкнуть — но та была заперта. Даже не заперта — такое ощущение, что ее подпирало что-то изнутри.
— Ну-ка… давай вытащим твою затычечку… Отлииично… А теперь Ритусик, поднимай свою аппетитную, красную попку повыше… — прохрипел мужчина, что-то двигая, будто стулом возил по полу. — А сама нагнись пониже… О так…
Дальше до меня донеслись вполне отчетливые шлепки плоти о плоть, мужские стоны и женское болезненное мычание.
Пошатываясь и сжимая в руках сумочку, я медленно побрела обратно по коридору. Но не успела пройти и десяти шагов, как кое-что осознала.
Какая бы Грачева не была гадина, благодаря ей любимый мужчина сделал мне сегодня предложение, а может даже и ребенка. Теперь же Грачеву трахают в задницу в мужском туалете, подперев стулом дверь. Предварительно по-настоящему, до боли отхлестав ремнем.
Сказать, что мне это не понравилось, значило ничего не сказать.
Всю оставшуюся конференцию Грачева вела себя настолько отвратительно, что убила во мне всякое желание пожалеть ее и, быть может, как-то помочь. Она сверлила меня ненавидящим взглядом, рассказывала про меня гадости и, владея английским на уровне, до которого мне было еще пилить и пилить, выставляла дурой при каждом удобном случае.