Раздевайся, Семёнова!

— Куплю… таблетку… сегодня примешь… — пытаясь восстановить дыхание, с трудом проговорил Знаменский, не отпуская меня…

Я обессиленно положила ему на плечо голову.

— Зачем?

— Затем, что еще не время… — закончил он, целуя меня в макушку.

В груди зашевелилось смутное беспокойство — по ногам уже стекало его семя, без сомнения побывав там, где его в принципе не должно было быть. Но отреагировать я не успела — совершенно не к месту назойливо задребезжал мобильник.

— Что б их всех… — все еще прерывисто дыша, он высвободился, отпустил мои запястья и ответил, одной рукой подтягивая штаны. — Слушаю… Да нет, нормально все… Дышу тяжело? В спортзале… железки тягал. Погоди… — он нахмурился. — Какое, к чертям, председательство? Я же не должен был ничего вести… — помолчал, слушая. — Вот бл*… Хорошо, я что-нибудь придумаю.

Бросив телефон на трюмо, он вдруг наклонился, подхватил меня за талию и закинул себе на плечо — я даже взвизгнуть не успела. Высадил уже в ванной.

— Что… случилось? — выдохнула я, ничего не понимая.

— Отдых отменяется, — коротко бросил он, доставая из шкафа полотенце. — Принимай душ, у нас сегодня вечером большой выход.

— Какой в-выход?

Я увидела, как у него дергается глаз, и тоже занервничала.

— Помнишь нашего вороватого друга Арсения? — я кивнула. — Он должен был председательствовать на благотворительном приеме, который устраивает «Неотек» для гостей выставки. Так вот он еще долго не будет нигде председательствовать — свалился с воспалением легких. Еще в Москве. А я — единственный, кого почтенное собрание воспримет, как его достойную замену.

— И что тут такого ужасного? — не поняла я.

— То, что от моего выступления и от того, какое мы с тобой лично произведем впечатление на иностранных инвесторов, зависит судьба фирмы, к которой я испытываю весьма теплые и трепетные чувства.

Так. Я села на край ванны.

— То есть ты… и я… мы…

Знаменский дергано кивнул.

— Будем весь вечер в центре внимания. Поэтому постарайся хоть как-то добавить себе пару лет. И расплети уже эти чертовы косички.

-----------------------------

(1) Ваша дочь будет колу или сок?

(2) Нет, она будет шампанское и она не моя гребанная дочь!

Глава 25

— Неужели нельзя сказать, что ты приехал один?

— Можно. Но я не хочу, чтобы ты провела все выходные без меня. А сам не хочу пропускать конференцию, ради которой и приехал в Лондон. Так что выхода у нас нет… Просто повтори легенду…

Я вздохнула и вперилась глазами в бумажку, на которой он общими фразами, по-английски записал, кто я такая и где работаю. Слава богу, хоть имя не поменял.

— А если меня раскусят?

Он поморщился.

— Я тебя умоляю. В светском обществе главное фасад — дальше него никто обычно не копает. Разве что журналисты, которых там не будет. А держать фасад помогает внешность — чем аппетитнее, тем твоя защита прочнее… В любом случае, у нас нет другого выхода. Я взял тебя с собой, значит соответствуй.

Делать, действительно, было нечего. Успокаивая себя тем, что все-же на данный момент мы со Знаменским вращаемся в сфере «бизнес» — где никому нет дела до того, кто с кем спит — я занялась собой.

Первым делом решила пойти в спа-салон, удобно расположенный на первом этаже гостиницы, где сдала себя в опытные руки массажистки. Хотела сделать чистку лица, но меня отговорили — мол, молодая еще, ни морщин, ни прыщей. Так что нет и причины лишний раз травить кожу химикатами. Остановились на питательной маске из натуральных продуктов и договорились, что вернусь сразу же после того, как куплю себе платье и сделаю прическу — навести марафет.

На шоппинг времени было катастрофически мало и поэтому снова пришлось ограничиться одним магазином — пусть на этот раз и большим.

В свое новое вечернее платье я влюбилась сразу же. Вот как увидела его в витрине Dover Street Market[1], куда Знаменский привез меня, строго настрого наказав уложиться в два часа, так и влюбилась. А оно влюбилось меня. Но самое главное, красное атласное платье с открытой до пояса спиной полностью отвечало заданному моей внешности запросу — выглядеть на несколько лет старше. С той же задачей должен был справиться макияж.

В соседней с салоном парикмахерской меня накрутили и начесали волосы, подняв наверх и заколов на затылке шпильками.

Не выдержав скуки, еще на середине процедуры Знаменский бросил меня, оставив под присмотром трех парикмахерш, обступивших кресло и трепавших мои волосы, как хищные гарпии, и засел с ноутбуком в кафе через улицу — готовить свою приветственную речь.

Забрал через час — уже из салона, где минут за сорок из робкой провинциалки успешно сотворили взрослую, даже немного роковую женщину, ярко накрасив и облачив в только что купленное платье. Точнее сначала отдохнул немного на тахте напротив примерочной — глотая слюни и переваривая мое преображение — а уж потом забрал.

— Надо было паранджу с собой прихватить, — злобно бормотал он, отстреливая глазами встречающихся нам на пути самцов — те двадцать метров, что нам пришлось пройти от двери салона в гостиницу, ему пришлось уложить как минимум троих.