Реально, без шуток — я кончила так яростно, что потеряла сознание.
Все еще одетый, Виктор Алексеевич лежал рядом, опираясь на локоть, и смотрел на меня с выражением радостного изумления на лице.
— Воды?
Сглотнув слюну, я молча кивнула.
Он перегнулся через меня, пытаясь дотянуться до чего-то на тумбочке, но на полпути остановился, завис, буравя меня взглядом, потом резко наклонился и поцеловал. Лениво обняв его за шею, я ответила на поцелуй — точнее просто приоткрыла рот, потому что на более активные действия сил не было…
И поняла, что спать, судя по тому,
Втянув напоследок мою нижнюю губу, он все-таки отпустил меня и дотянулся до тумбочки. Вернулся с бутылкой минеральной воды.
Я осторожно села, присосалась к горлышку и сразу же выдула чуть ли не половину — так захотелось пить. Как последняя дура, вдруг снова застеснялась — это после всего-то что между только что произошло. Хотя, самого главного, надо признаться, еще не произошло… А когда произойдет? Что потом-то будет? Как видеться с ним в универе? Как ходить на лекции? Я ведь умру со стыда…
— Ээй! — позвал он меня, видимо почувствовав, что отдаляюсь. — Посмотри на меня, Семёнова…
Меня передернуло — до того неприятно было услышать в такой момент собственную фамилию.
— Не называйте меня больше так… — чуть слышно прошептала я себе в колени. — Мне это не нравится.
Он хмыкнул.
— Ты же называешь меня по имени-отчеству…
— Но вам же это нравится…
Вздохнув, он притянул меня к себе и уложил на грудь.
— Катя… — протянул, будто пробуя мое имя на вкус. — Катюша…
И поцеловал в макушку.
— Ага… — согласилась я, вдруг широко зевнув. Прижалась к нему плотнее, чувствуя, как тяжелеют веки. — Катюша получше будет…
И зевнула еще раз, устраиваясь поудобнее.
Проснулась я, когда за окном уже рассвело. То есть, не совсем рассвело — но утро, однозначно, вступало в свои права. Не раскрывая глаз, потянулась к тумбочке — за телефоном… Не нашла его и принялась все также, с закрытыми глазами, шарить по странно полированной поверхности рукой…
И вспомнила.
Я ведь не дома. Совсем не дома.
Замирая сердцем, я открыла глаза.
Боже, мне это не приснилось… Я действительно лежу в постели у Знаменского — совершенно голая, под его одеялом и на его же подушке. Как будто так и надо.
И не далее, как сегодня ночью он… он…
Я зажмурилась и прокрутила у себя в голове сцену, где я стонала под его языком на мягкой тахте в гардеробной.
Сладко передернувшись, огляделась, не понимая, куда он сам-то делся…
И тут вспомнила еще одну очень важную деталь.
Он ведь не тронул меня.
То есть, технически, конечно, «тронул», но не тем местом, которым обычно трогают, когда хотят лишить кого-то девственности. Я нахмурилась, пытаясь понять — и зачем, собственно, ему все это нужно было? Довел до двух крышесносных оргазмов и дал спокойно уснуть? Мог ведь растолкать, разбудить, раздвинуть ноги… завести еще на один раунд, в конце концов… Я ведь вряд ли бы сильно сопротивлялась.
Очень странно.
Сев на кровати, я негромко позвала.
— Виктор Алексеевич…
Да, именно так позвала. Потому что я скорее откушу себе язык прежде, чем назову его «Виктор». Или «Витя».
Ответом мне была тишина.
Спустив с кровати ноги, я поискала глазами одежду, не нашла ее и замоталась по грудь в одеяло.
— Виктор Алексеич! — уже смелее позвала я, выходя из комнаты в коридор.
И снова гулкая, почти звенящая тишина, нарушаемая только тиканьем часов в гостиной.
Да куда же он делся, этот черт развратный?
Придерживая одеяло, я заглянула в роскошную, чисто прибранную гостиную. И остановилась на пороге как вкопанная, с трудом веря своим глазам.
Моя одежда — вся, включая куртку и колготки, аккуратно висела на подлокотнике кожаного кресла. Сапоги ровно стояли на полу.
«Убирайся отсюда!» — отчетливо сказал мне этот нехитрый комплект.
В горле тут же запершило, глаза заплыли слезами.
Вот так, значит?
Наигрался вволю, и даже девственность ему моя больше не нужна?
Я резко втянула носом воздух, изо всех сил стараясь не разреветься. Подхватила одежду, сбросила одеяло и принялась лихорадочно натягивать белье…
Сволочь… Вот ведь сволочь!
Я ж не просила ни о чем… Не умоляла его вытворять со мной… все это… Жила бы сейчас спокойненько — нашла бы себе самого обычного парня, вон как Юлька… Ну, может, не такого козла… Занималась бы с ним нормальным, человеческим сексом — без всех этих… безумств, от которых кровь вскипает в венах, и хочется кричать и кусаться…
Нет, надо было все мне испоганить — вырвать из привычной, студенческой жизни и носом, носом в то, как оно у взрослых-богатых-знаменитых бывает… Похвастаться мастерством своим долбанным захотелось, а как похвастался, все — пинком под зад, обратно к мальчишкам? Это к тем, у которых «полторы женщины и собственный кулак». Вали, мол, отсюда, деревенщина — неча тут разлеживаться в барских постелях…