Раубриттер

сеньором. А последние пару лет, — он не был уверен, что пару, — или

года четыре она с фон Шаубергом любилась, и о том все при дворе

графа знали. Этот Шауберг два раза ее руки у графа просил, но брат

ее был всегда против.

— Молодой граф? — Уточнил брат Семион.

— Наследник который, — ответил Сыч и продолжил, — так после

скандалов другие господа ее уже брать в жены не хотели, а за

всяких оборванцев семья ее отдавать не хотела, а тут как раз и мы

появились, вот нам ее и всучили.

— Сволочь епископ, это он все устроил, — сказал Волков негромко, но

брат Семион его услышал и с испугом поглядел на него. Но Волков

продолжал. — Знал ведь, старый черт, что она гулящая. Знал, и

убеждал меня жениться на ней. Говорил, что так для дела хорошо

будет.

— А почему же ее не отдали за этого… За фон Шауберга? — Спросил

брат Семион. — Он дважды ее руки просил.

— Так кто ж за шута дочь графскую отдаст, даже если она непутевая.

— С усмешкой говорил Фриц Ламме.

— Так он шут?! — Волков даже скривился, словно от боли, словно ему

ногу судорогой скрутило.

Мысль о том, что его жена отдается шуту, пусть даже и

благородного происхождения, была ему омерзительна. Это было

тяжелейшее для него оскорбление.

— Ну, не шут, как их там зовут… Ну, которые песенки сочиняют, на

лютне бренчат… — Сыч не мог вспомнить.

— Поэт, — догадался брат Семион.

— О, точно! Говорят, ходит целый день, слоняется по замку, на

лютне своей звякает, к ужину к графу идет да веселит его, басенки

ему травит да песенки поет за столом. Граф его не гонит, вино с

ним пьет.

— Ну, это не шут, — говорит монах, — это миннезингер. Это

благородный человек.

— Благородный, благородный, — согласился Фриц Ламме, — при мече

ходит. Упражняется с младшими сыновьями графа, учится, значит, как им лучше махать. Говорят, на двух дуэлях был, обидчив и

спесив. Не дай Бог, что не по его, так за меч хватается.

Все, все, что ненавидел и презирал Волков, каким-то образом было

смешано в одном человеке. И придворный он был, и дуэлянт, и

музыкант-поэт. Мерзкое месиво: придворный лизоблюд, тренированный убийца, музыкант-рифмоплет и соблазнитель

чужих жен. Что хуже-то может быть?

Кавалер чувствовал, что, даже не видев этого человека ни разу, он

начал его ненавидеть. Может, он не стал бы относиться к нему так, если бы отношения между его женой и господином фон

Шаубергом закончились в день ее свадьбы. Что было, то быльем

поросло. Но Волков прекрасно помнил, как мелодично звенели

струны в пустом огромном помещении, когда он походкой

хромоногого приближался к бальной зале в замке графа, где ночью

пила вино его жена. Теперь он знал, кто играл на лютне в ту ночь.

— В общем, вот такая, экселенц, нам госпожа досталась, — с

заметным сожалением заканчивал свой рассказ Сыч.

Волков молчал, ему все это было неприятно, сожаления Сыча тоже

были неприятны, не нужно было ему это сочувствие. И поп молчал, но этот смотрел в пол, лицо напряженное, сразу видно, думает, шельмец. Только вот о чем он думает, разве угадаешь.

— Да, и по ее подруге этой рыжей все сразу ясно становиться. —

Продолжил Сыч, не вынеся такого тягостного молчания. — Как

говорится, с кем поведешься…

— А что, ты про нее что-то узнал? — Нехотя спросил кавалер.

— Нет, про нее никто ничего дурного не сказал, — тут же сообщил

Фриц Ламме. — Но она же рыжая!

— И что? — Не понял Волоков. — Причем здесь рыжая?

Фриц заулыбался похабненько:

— Экселенц, не зря люди говорят, что если чердак ржавый, то и

подвал всегда течет.

— Чего? — Опять не понял кавалер.

— Ну, в смысле, что рыжие они всегда на передок слабы. — Пояснил

Сыч. — Рыжую уговорить — так только пальцем поманить.

Волков поморщился, к дьяволу всю это холопскую мудрость. Ему

нужна была мудрость другого рода.

— Может, мне ее отцу и брату вернуть, а у епископа просить

развода? — Спросил он, обращаясь больше к брату Семиону.

Тот покосился на него осуждающе, стал лицом строг и потом

сказал:

— Коли собираетесь графов Маленов своими смертельными

врагами сделать, так способа лучше и не придумать. И развода вам

никто не даст, разводы сам Папа визирует, разводы не всем

королям дают, а вам-то на такое и вовсе рассчитывать не следует.

Можно, конечно, окулировать факт таинства венчания, так и то

только в том случае, если выяснится, что жена ваша была замужем, когда под венец с вами шла. А такое трудно устроить будет и

дорого.

— И что мне делать? — спросил Волков, понимая, что монах прав.

И монах задумался над этим вопросом. А пока он думал, решение

предложил Фриц Ламме. Решение то было незатейливым, как и все

его решения.

— А может ее того… — Он сдала убедительный жест.

И Волков, и брат Семион так на него поглядели, что он пояснил:

— Тихохонько, чтобы и помыслов на нас не было. Мало ли, пошла до

колодца да поскользнулась на мокром камне. Бултых, не услышал

ее никто, и дело с концом. Утопла.

— С чего бы это дочери графа, с которой восемь человек дворовых в

приданное дают, до колодцев самой ходить? — Поинтересовался

монах.

— Ну, не знаю тогда, — чуть недовольно сказал Сыч.

— Не знаешь, сын мой, так советов не давай. — Назидательно

произнес монах.

— Ну, так ты дай, святой отец, — кривляя монаха, говорил ему Сыч. —