Раубриттер

сделаю, но он мне сам сказал. — Загадочно произнес кузнец.

— Ну, не томи, — ждал рассказа кавалер.

— Он сказал, что клетка ему нужна для умерщвления плоти и чтобы

посты терпеть, говорил, что иной раз его демоны одолевают, донимают его даже в пустыне его, а когда ему совсем невмоготу

становится, так он себя запирает в клетке и молится.

— Вон оно что, — произнес кавалер, не очень-то в этот рассказ веря.

Какой смысл запирать себя в клетку, если у тебя же ключ от нее?

Все это казалось ему странным, он сидел, думал и поглядывал по

сторонам во время разговора. Отмечал про себя, что вокруг все

ладно и крепко. Ворота крепкие, двери крепкие, ставни на окнах

крепкие. Неудивительно, люди на хуторе живут, рядом нет никого, так и должно быть. Но кавалер решил уточнить:

— А что, кузнец, разбойнички тут бывают?

— Разбойники? — Удивился кузнец и засмеялся. — Да нет, господин, откуда? Барон наш фон Дениц, да продлит господь его дни, быстр

да скор на расправу, у нас тут и воров-то нет, не то, что

разбойников. Последний раз тут разбойничали еретики с гор, да и

то когда это было.

— Разбойников нет, воров тоже, еретики столько лет из-за речки не

вылезают, а отчего же у тебя двери в кулак толщиной, да ставни

такие же, засовы везде, как на крепостных воротах, чего боишься, кузнец? — Спрашивал Волков, пристально глядя на Ганса Волинга.

Только что тот ухмылялся самодовольно, про барона рассказывая, но вдруг переменился в лице. Замолчал, бороденку почесывал, задумался о чем-то, никак, видно, не решит, говорить неместному

господину про что-то или нет.

Волков решил ему помочь:

— Засовами и ставнями не от волка ли бережешься?

— От него, — как будто нехотя согласился Ганс Волинг.

— Донимает, значит?

— Раз в месяц приходит. А иногда и чаще, — все так же нехотя

говорил кузнец, — поэтому перед темнотой все запираю. Все

проверяю.

— Видел его? — Вдруг спросил Максимилиан.

Никогда себе такого не позволял, никогда не лез в разговор

Волкова без спроса, а тут вдруг заговорил.

— Видел, — ответил Волинг, вспоминая, — ну, не его самого, его во

тьме не видать, глаза его видал пару раз.

— И какие они? — Не отставал юноша.

Очень его этот вопрос интересовал.

— Белые, как луна. Их издали видать. Пару раз их видел, может, три

раза, через ставни смотрю, если не сплю. Иногда он вокруг дома

ходит. Тихо ходит, неслышно совсем, но скотина биться в хлеву

начинает, если он близко подходит. А иначе только по следам

утром о том узнаю, что был нынче ночью, что рыскал вокруг.

— А барону своему говорил о том? — Спросил кавалер.

Кузнец ухмыльнулся и рукой с досады махнул:

— Да сто раз говорил ему и его людям.

— И что, не верит?

— Почему же, верит, — продолжил кузнец, — верит, он у нас не дурак, сам все видит. Десять раз он на зверя облавы устраивал, а может, и

всю дюжину. С псарями, с собаками, со всеми кавалерами его, охота человек в тридцать по округе по три дня скакала.

— И ничего?

— И ничего, как поскачет, как поищет барон, так волка нет пару

недель, а потом спишь ночью, а коровы в хлеву так посреди ночи

выть и начнут. И воют так, что кровь в жилах стынет, кони биться

начинают, калечатся. Собаки прячутся, не тявкнут даже, ни-ни…

Все, вставай, значит, пожаловал сатана. Так иной раз и сижу у

дверей. Или к окнам хожу через ставни наружу смотреть.

— Но видел ты только глаза? — Опять спросил Максимилиан.

— Да, но один раз я его слышал и нюхал даже, — кузнец замолчал на

мгновение, видимо, вспоминая тот случай. — Один, значит, раз

собаки стали метаться в сенях и скулить, так я встал, лампу взял, нож взял, пошел посмотреть. Дверь из сеней открыл, а они чуть

меня с ног не сбили, я чуть лампу не уронил, побежали в дом, что я

им настрого запрещаю, бью их за то. Но в этот раз меня они не

забоялись, обе под кровать кинулись. Я сразу понял, что демон этот

пришел. Стою, сам в сени не иду, прислушиваюсь. Все тихо, ничего

не слыхать. Думаю, дай, пойду, засовы на двери проверю, не забыл

ли запереть. Подхожу тихохонько к двери, засовы смотрю, пробую: все хорошо, все заперто, и тут я его услыхал.

— Он, никак, завыл? — Спросил Увалень, который со вниманием и

ужасом слушал кузнеца.

— Да нет, какой там, — махнул рукой тот, — он сопел, стоял прямо за

дверью, нюхал меня через дверь. — Он чуть помолчал и добавил. —

Нюхал и вонял.

— И чем же вонял, — снова поинтересовался Увалень, — поди, псом

вонял?

— Да нет, не псом, — Ганс Волинг замолчал, даже кривился, пытаясь

придумать слово, чтобы объяснить, чем вонял зверь.

— Кровью он смердит старой. — Вдруг говорит Максимилиан.

— Истинно, — оживился кузнец, — точно, кровищей смердел. Я словно

у мясника на бойне был.

— Кровью и гнилью, — стоит и, кажется, вспоминает юноша.

— Кровью и гнилью, — согласился Ганс Волинг и спросил у

Максимилиана, — а вы откуда то, господин, ведаете?

— Встречался с ним пару раз, — не без гордости ответил оруженосец

Волкова. — И второй раз он у меня свое получил.

— Два раза встречались и живым остались? — Не верил, кажется, ему

кузнец.

— Думаю, что волку досталось больше, чем моему оруженосцу, -

заметил кавалер, — мы потом волчью кровь утром нашли, а

Максимилиан был почти цел.