Читаем Рассказы из Диких Полей полностью

- Вот как-то думается мне, что откуда-то я вас знаю, - произнес он уже несколько другим тоном. – И куда же это ведет вас судьба? Времена ныне неспокойные, а вы в дороге. Повсюду полно московской сволочи… Шляхта из Литвы уходит. Прямиком к несчастью едете.

- А не ваше это, мил'с'дарь, дело, - буркнул Ясек.

Этот шляхтич уже начинал его раздражать. Вот не усидит же, сермяга, спокойно, - подумал он. Взгляд его зацепился за оружие незнакомца. Подобное оружие в Речи Посполитой никтоне применял уже много лет. Это не была обычная парадная карабеля, какую носили шляхтичи старинного покроя, не августовка, но длинная, тяжелая гусарская сабля в черных ножнах. Похоже, что у этого типа она осталась еще от прадеда. Ясек видел подобные в старых оружейных комнатах, к которым причислял, к сожалению, и коронный арсенал в Варшаве. Вот только те бывали уже заржавевшими. Рукоять же оружия незнакомца блестела, как будто бы саблей пользовались очень даже часто.

- Я у хозяина спрашиваю, а не у слуги! – буркнул Боруцкий, и в его голосе случилась неожиданная перемена. Так мелкопоместный шляхетка говорить не мог. Яську все это совершенно перестало нравиться.

- Издалека, - быстро ответил на это Станислав. – А вы откуда?

- Из-под Ленчицы. Вижу, что вы проехали приличный шмат дороги из Варшавы. И не похожи вы на таких, что едут на меды или на девок. А ведь в Подлясе и того, и другого хватает. Тут, в Тыкоцине, проживает как раз одна такая ладная деваха. Толстая и – дьявол упаси – такая добродетельная, что у нее между ногами все срослось. Вот говорю вам, сиськи, словно пара лимончиков. Даже королевская яблоня таких плодов не уродит. А пан, вижу, девок любишь, - обратился он к Станиславу, прищурив глаз. – А что бы мы без них делали? Как говорится, девица и рыбица свой вкус в срединке носят…

- Не по дороге нам в Тыкоцин. По другим дорогам поспешаем мы, чем ты, пан-брат, - прибавил с сомнением пан Станислав. – В Литву мы едем.

- В Литву? Так ведь там сейчас вся сила московская стоит?! Солдатня той курвы, императрицы Екатерины, шляхту лупят, с селян и горожан три шкуры дерут. А самые худшие - тарговичане72. Дорвались до власти и до имений. Даже кого живым отпускают, перед тем все до последнего ограбят. И у вас там цель какая-нибудь имеется?

- Так нам дорога выпала.

- Дорога, - произнес тот быстро и тихо. – Видите ли, господа милостивые, дороги, ни разными могут быть. Одна в корчму ведет, другая – в веселый дом с девками, и как раз такими путями честный человек руководствоваться должен. Имеется и третья – это если с пути сбиться. Но имеется и четвертая, - снизил он голос, - на виселицу… Так какую из них вы выбрали?

- Не твое это… - начал было Ясек, только Станислав сделал быстрый, нетерпеливый жест ладонью. Это означало, что он отсылал слугу прочь.

Придворный медленно отступил. Не то, чтобы он так дрожал за здоровье старика… Хотя с другой стороны Ясек знал, что собирается делать его хозяин и, несмотря ни на что, ценил его старания. И ему не хотелось, чтобы с ним случилось чего-нибудь нехорошего. По крайней мере, не сейчас, когда король еще хоть что-то значил и мог сделать для Яська много чего. В свою очередь, Винницкому было любопытно. Кем был тот таинственный шляхтич? Что привело к тому, что король пожелал говорить с ним один на один? Похоже, игра здесь шла на крупную ставку. Потому-то, он лишь притворился, будто бы выходит на лестницу, быстро и тихонько отскочил в сторону и спрятался за большой закопченной дымовой трубой.

- И что же, пан Август? – голос Боруцкого прозвучал теперь совершенно не так, как раньше, властно, решительно. – Как там с нашей договоренностью? Когда собирали засечки на сеймиках на сем вашей милости, который потом ввел в действие ту конституцию и все с ног на голову перевернули, и когда вашу милость избирали, вся ленчицкая земля встала за тобой, как один человек. Тогда я был вашей милости нужен. Тогда ты меня уважал. И дал слово – никаких перемен, никаких уменьшений Польши. И черт с ней, с той конституцией двухлетней давности. Но что ты теперь творишь? В Гродно едешь. С Тарговицей снюхался. И считаешь, будто бы так легко будет плюнуть мне в глаза после всего этого?

Сделалось тихо. Спрятавшийся за дымовой трубой Ясек слышал лишь тяжелое дыхание Станислава Августа Понятовского. Сердце молодого человека забилось сильнее. Выходит, этот таинственный шляхтич был?... Ну да – кем же? О чем тут могла идти речь? Договор многолетней давности? Никогда он не слышал, чтобы Август заключил нечто подобное.

- А что, по-твоему, я должен делать? – услышал он нервный вопрос короля. – Ничто уже не спасет Речь Посполитую. Ничто… И никто нам уже не поможет. Мы проиграли все и вся. И нам остается лишь спасать останки давнего великолепия. Но без уступок. Ничего не отдавая… И мне были даны некие обещания…

Ясек молчал. Он полностью соглашался с этим всем. В конце концов, это и было целью их выезда.

- Которые дала царица Екатерина. Да самая старая курва по сравнению с ней – это переполненная очарованием девица. И ты в это веришь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза